Ночь греха - Джулия Росс Страница 48

– Что вы делаете? – спросила она, поворачиваясь.

– Прошу прощения, мисс, – сказал он, слегка покраснев. – Приказание герцога, ради вашей безопасности.

– А, – сказала Энн, – верно. Я ведь узница, да? Во всяком случае, идите впереди, потому что я совершенно запуталась.

Джек закрыл за ней дверь и прислонился головой к филенке.

– Ну, – сказала его мать, – у утенка растут крылья. Я подозревала, что она на это способна!

– Растут крылья? – спросил Джек. – Хотелось бы мне, чтобы мои были такими же яркими, потому что крылья мисс Марш заставили бы устыдиться зимородка.

Герцогиня подняла глаза.

– Интересно, что вы знаете о стыде, Джонатан?

– Ничего, что я впитал бы с вашим молоком, ваша светлость. В то время как я сосредоточился на том, чтобы играть в вашу славную игру в разногласия, Энн оказалась невольной жертвой, в конце концов. Я прощу вам все колючки, которые вы хотите всадить в мое тело, но я не прощу вам того, что вы подвергли ее этому, и я не могу простить себя за то, что не предотвратил это. Герцогиня встала.

– Эта рана для нее несерьезна, и это было необходимо.

– Запугивать ее? Поселить страх и смятение в ее сердце?

– Было необходимо, чтобы она поняла, насколько невозможно для нее совместное будущее с вами, прежде чем она влюбится в вас еще сильнее.

На мгновение сердце у Джека замерло, словно он неожиданно и тяжело упал с взбрыкнувшей лошади.

– А, – сказал он, – значит, колючку вогнали поглубже, и я должен закружиться, забарахтаться и, задыхаясь, просить о милосердии, о помощи?

– Ничто из того, что я могу сделать, не причинит ей такого вреда, какой уже причинили вы. Хотя это, вероятно, все же можно исправить. Если она позволит себе принять этого мистера Трента, он будет пользоваться покровительством герцога и герцогини. Они будут богаты. Ее сердце уцелеет, но не мое. Знать, что вы вели себя так бесчестно, что вы отвергли меня и все, чему я вас учила… Будь я проклята, если я позволю вам покинуть меня снова, не покарав!

– О, я готов платить, ваша светлость! Однако только моя мать в состоянии ввести такой налог, который может до самого дна вычерпать мою платежеспособность.

Джек поклонился, распахнул дверь и побежал за Энн.

Она стояла на зубчатой стене, где часть защитной стены соединялась с массивом башни Фортуны, и смотрела на далекий берег. Позади нее смущенно мялся лакей, без сомнения, стараясь соблюсти хрупкое равновесие между охранением и покушением на уединение гостьи.

Энн всячески старалась на замечать его. Облака плыли, бросая на зеленые окрестности то свет, то тень. Где-то там находится Хоторн-Аксбери: ее отец и мать, братья и сестры. Люди, которые любят ее. Люди, которые простят ее и спасут ее от этого, захочет ли Артур жениться на ней или нет.

Она не могла думать об Артуре. Если она пыталась вообразить его лицо или что-то из их разговоров, каждый приятный момент терялся в тумане самообвинений и вины. Никогда в жизни никому она не причинила такого зла. Артур ни в чем не виноват. Он любит ее.

Она погубила все.

Шаги послышались на каменных ступенях, легкая поступь приближалась.

– Славный Грейем, – сказал голос Джека, – вы можете вернуться к вашим обязанностям.

Энн вцепилась в каменный зубец обеими руками. Тяжелые ботинки лакея застучали вниз по лестнице.

– Вы будете со мной разговаривать? – спросил Джек. Легкий ветерок шевелил прядки волос вокруг его лица и цеплялся за ее муслиновую юбку. Даже одежда на ней чужая. Самозванка, в доме герцога, и она… она даже не знала таких слов. Она согрешила с сыном герцога.

Энн провела рукой по глазам и по-прежнему стояла к нему спиной. Но сознавала его присутствие.

– Я поступил неправильно, не предотвратив этого, – сказал Джек. – Я представляю себе, что вы должны чувствовать.

– Сильно сомневаюсь в этом, – отозвалась она.

– Вы преисполнены негодования – на себя, на меня. Вы думаете, что было бы лучше, если бы вы никогда не видели меня, если бы древо познания не уронило свой горчайший плод вам в руки. Еще есть горе и вина, а к тому же маленький темный страх – а вдруг вам не хватит храбрости и в конце концов моя семья одолеет вас.

Энн обернулась. Он стоит и смотрит на нее, дверь за его спиной закрыта, зубчатая стена отбрасывает тени к его ногам. Солнечный свет проходит резко по его лицу, кожа у него темно-смуглая, загорелая, его глаза – лесные тени и грех.

– Откуда вы знаете?

– Наверное, я тоже испытываю многие из этих неприятных чувств. Никто из нас не может переделать то, что случилось. – Он подошел к ней, ветер трепал его волосы. – Мне нужно знать, что вы намерены делать.

– Моя жизнь была счастливой, пока я не встретила вас. Ничто теперь не может исправить ее, если только Артур не увезет меня.

Губы его слегка сжались, он отвел глаза.

– Значит, спорить больше нет нужды? Если мистер Трент не придет вам на помощь, вы можете получить мое имя и состояние, не получая меня.

– Правда ли то, что сказала герцогиня, что вы посвятили себя… экзотическим чувственным наслаждениям?

– Да, до некоторой степени. Но не бойтесь, как только все будет улажено, я удалюсь из вашей жизни так быстро, как только смогу.

– Так о чем же все это было сейчас в башне Фортуны? Я не понимаю. Что это за семья? Вы что, все ненавидите друг друга?

– Возможно, мы, Сент-Джорджи, ценим ум больше доброты. Это не значит, что мы не любим друг друга. Это значит, что мы хорошо умеем причинять друг другу боль.

– Даже ваша матушка хочет сделать вам больно?

– Я обманул ее ожидания. Она не может этого вынести. Энн оглянулась на него, припав к грубой каменной стене.

– Я тоже обманула ожидания отца и матери. Папа будет сокрушен, но он не захочет меня наказать. Как и Артур. Любовь и доброта – две стороны одной монеты, не так ли? Как можно их разделить?

– Если бы человеческие страсти, обычно действующие во имя любви, не включали в себя гораздо большего, чем доброта, мисс Марш, мы бы с вами не оказались в нашем теперешнем затруднительном положении.

Она замолчала, вглядываясь в его глаза. Страсть пылала на его скулах, расплавляя ее решимость. Ее сердце билось тяжело, разрываемое смятением до самой сердцевины. Краткий безумный миг она надеялась, что он прижмет ее каменному парапету и поцелует, даже возьмет силой. Ей хотелось, чтобы он был побежден желанием, хотелось, чтобы он снова погрузился вместе с ней в то блаженное безумие. Нелепая, унизительная слабость. Она ее презирала.

– Я не хочу больше иметь с вами ничего общего, – сказала она. – И мне кажется, что вы видеть меня не можете.

– Кто это предположил? Герцогиня? Моя мать умна. Она не непогрешима. Хотя вряд ли имеет значение, конечно, каковы мои чувства.