Элегантность - Кэтлин Тессаро Страница 47

Именно тогда я решила, что стремление стать элегантной меня больше не интересует. Теперь я хотела стать модницей.

В четверг вечером мы с Колом в компании двадцати своих новых друзей тусуемся в баре под названием «Куб». «Куб» – заведение того же класса, что и «Норковое бикини», только «Норковое бикини» было популярно в прошлом месяце, а «Куб» – в этом. Народу здесь полным-полно, в основном непонятные типы – то ли мальчики, то ли девочки – со взбитыми налаченными прическами, одетые преимущественно в серого цвета шмотки в стиле «юнисекс», надутые долговязые красотки с фигурами манекенщиц в рваных футболках от «Хлоэ» и на высоченных каблуках и рекламные мальчики в черных костюмах от Армани и ярких кричащих галстуках. Вся эта развеселая публика кричит, хохочет, толкается, расплескивает друг на друга напитки и брякается на лимонно-зеленоватые банкетки в шведском стиле, формирующие интерьер главного холла.

Изо всех углов льется разная музыка, заглушая и перекрывая одна другую – «улетные» французские ремиксы, «Саншайн Бэнд» и Ванессу Паради. И повсюду пикантные задумки для забавы посетителей, в том числе тщательно запрятанная в мужском туалете видеокамера и уже совсем не запрятанный видеоэкран, передающий прелести всего происходящего в дамском туалете («Предупрежден, значит, вооружен»). Есть здесь также огромное электронное табло прямо над входом, высвечивающее разные послания всякий раз, когда кто-нибудь заходит в бар. «Иисус любит тебя, но с женой не расстанется», – выдает оно в виде светящейся бегущей строки. «Интересно, это любовь или похоть?» – можно прочитать, когда на пороге появляется промокшая под дождем девушка, стряхивающая с волос воду и одергивающая коротенькую юбочку. Кто-то громко читает вслух: «Похоть!», и все смеются, а девушка стоит, словно кролик, застигнутый врасплох ярким светом автомобильных фар, и даже не подозревает, какие озорные надписи светятся над ее головой.

Все мы изрядно пьяны. Однако нам удалось выжить под суровыми взглядами швейцара и двух упакованных от «Гуччи» вышибал дамского пола с испариной на усталых скучающих лицах, готовых вышвырнуть всякого, кто покажется им слишком уродливым, слишком толстым, слишком старым или слишком «допотопным» (стилизация под ретро тоже не годится). Сей факт мы празднуем, размахивая двадцатифунтовыми бумажками перед носом синеволосого татуированного бармена, хихикаем, подглядывая по видео за педиками в туалете, и кокетничаем с противными рекламными мальчиками, которые, в свою очередь, кокетничают с капризными, надутыми моделями, которые, в свою очередь, не кокетничают ни с кем.

На мне черная мини-юбка от «Кухай», точь-в-точь такая же, какие предлагает в этом сезоне «Прада», крошечный гофрированный топик, какие выставляются на показах Версаче (только мой куплен на Брикстонском вещевом рынке), и розовые шлепки на нереально высоких каблучищах из «Офис» – точная копия веселенькой обувки, продемонстрированной в этом месяце в «Вог». На голове у меня интересное сооружение из волос, на которое я потратила всего-то пятьдесят минут и три баночки разных укладочных средств. Помада «Мэк», лак для ногтей «Шанель» и два вида духов, благодаря чему я пахну сексуально и бисексуально одновременно. В общем, я проделала долгий-предолгий путь от того джинсового сарафана. Теперь я модная девчонка.

К сожалению, этого не скажешь обо всех, кого я приглашаю. Некоторые из моих друзей так и не смогли прорваться через кордон на входе – не прошли фейс-контроль. Они пока еще не понимают, что для таких заведений нужно выглядеть определенным образом.

Даррен – студент музыкального училища. Шея его обмотана смешным желтым шарфом, на плече старая затасканная спортивная сумка. Одного этого уже достаточно, но на нем еще ярко-красная дутая куртка примерно десятилетней давности, а в руках проездной билет, который он держит, как представитель прессы свой вездесущий пропуск.

Девахи-охранницы оживляются, когда он наивно, ничего не подозревая, чешет к двери. Я спешу на помощь – обрушившись как вихрь, быстро сдираю с него куртку и шарф, проездной заталкиваю ему в нагрудный карман (он что-то жалобно хнычет, когда я сначала предлагаю убрать его в сумку) и безуспешно пытаюсь хоть как-то пригладить ладонью его белокурые вихры. Затем я вручаю все это добро – одежду вместе с сумкой – сиротливо стоящему за стойкой гардеробщику, который берет в руки желтый шарф так, как будто это заразные больничные бинты, и предлагает нам получить платный номерок за каждый предмет по отдельности – видимо, в наказание нам обоим за чудовищное отсутствие у Даррена всякого вкуса.

«Гуччи-упакованные» охранницы прищуривают было глазки, и одна уже собирается что-то сказать, но меняет свое решение и, поджав губки, смотрит на нас с ехидной улыбочкой, словно говоря: «Ладно, следующего уж точно заверну!»

Мы с Дарреном проходим, и он, поворачиваясь ко мне, говорит:

– Слушай, Луи… я вообще-то не знал… что это заведение такого типа.

Я смеюсь, как злобная Круэлла Де Вил, и веду его в бар.

– Не говори глупостей, милый! – воплю я, стараясь перекричать летаргический речитатив мисс Паради. – Возьми-ка лучше себе чего-нибудь выпить и осмотрись! Можешь понаблюдать за входящими и читать надписи у них над головой. Знаешь, как смешно!

– Правда?! – Он задирает голову и с детским восхищением разглядывает табло. – Кле-ево! Ну-ка, Луи, вернись и снова зайди, чтобы я прочитал, что там напишут!

– Ну уж нет, Даррен, – решительно заявляю я и подталкиваю его к стойке бара, подальше от зоны действия суровых охранниц-вышибал. – Сюда заходят только один раз. Теперь просто жди, когда войдет кто-нибудь новенький. Таковы правила.

– Ух ты! – восклицает он с благоговением в голосе. – Тут, оказывается, и правила свои есть!

Мода вообще держится на правилах, как и модные места. Мы же не хотим выпивать в простом баре через дорогу от работы. Нам хочется, чтобы наш досуг выглядел совсем по-другому. А другим его делают как раз правила, именно они определяют этот размах, дают нам возможность сосредоточиться на чем-то еще, а не друг на друге. К тому же такой отдых престижен, он считается признаком успеха. Все хотят попасть сюда, все хотят шуметь и веселиться, тратить кучу денег на дорогущие напитки, пытаться танцевать между столами и падать на чьи-то колени. Мы становимся все пьянее и пьянее, у нас кончаются наличные, и в ход пускаются кредитные карты. Я курсирую между кучками людей, там и здесь поддерживая разговор – с кем-то похихикаю, от кого-то получу комплимент.

– Нет, это фантастика! – кричу я, посылая воздушный поцелуй в сторону видео, вернее, какому-то мужику на экране, который писает в туалете.

А уже в следующий момент, отхлебнув мартини из бокала Колина, вставляю свою фразу в его рассказ:

– Да они просто орали друг на друга!

И тут же, прикрыв рот ладонью, шепчу одной из моих новых подружек, с которой мы провожаем взглядом долговязую модель, томно скользящую в сторону дамского туалета:

– Действительно, страшна до блеска!

Все, что я изрекаю, произносится не иначе как с восклицанием. Подолгу я не разговариваю ни с кем, но так или иначе участвую во всех разговорах сразу. А вечером, когда держаться на ногах уже становится проблемой, мы сидим в обнимочку, уткнувшись носом друг другу «в жилетки», и со страдальческим видом признаемся в любви: «Я тебя обожаю! Нет, я правда тебя обожаю!» При этом каждый многозначительно смотрит в глаза собеседнику, что сделать тоже не так уж легко, потому что в глазах двоится.