Огонь души - Барбара Вуд Страница 46

Фатма уже беспокоилась. Праздник начался на закате, а Уммы, целительницы, все еще нет. Умма непременно хотела научиться получать ланолин из овечьей шерсти. В качестве ответной услуги она собиралась посвятить Фатму в некоторые тайны своего чудесного ящика. Но теперь женщины уже принялись за работу, которая служила поводом для праздника. Фатма не могла понять, почему Уммы все нет.

Извинившись перед сестрами и кузинами, которые, смеясь и распевая песни, сидели вокруг чана с водой и мяли овечью шерсть, она встала, подошла к двери шатра и выглянула наружу. Внимательным взглядом она окинула лагерь, расположившийся в пустыне. Забывчивость и неточность были несвойственны Умме.

Она не уставала дивиться на эту молодую женщину, которая поражала ее своей неутолимой жаждой знаний. Все, что было ей ново, она хотела понять и изучить, и когда, наконец, несколько дней назад племя бедуинов достигло этого летнего лагеря и приступило к стрижке овец, Умма пришла к Фатме и спросила, не могут ли женщины ее племени показать ей, как из овечьей шерсти вытягивают воск и в каком соотношении смешивают этот воск с животным жиром, готовя таким образом основу для мазей и кремов. Так как получение ланолина было женским делом, которым обыкновенно занимались раз в году, женщины всегда превращали это в веселый праздник. Они собирались в одном шатре вокруг чана с водой и мыли шерсть, пили вино и болтали. В этот раз и Умму пригласили на этот праздник, она должна была помочь в чистке шерсти, а потом снять жир с поверхности воды, что требовало определенной ловкости.

Но время шло, женщины работали и веселились уже давно, а Уммы все не было.

Уже полтора года Умма и ее странный светловолосый спутник жили в племени Фатмы, с того дня, когда их обоих нашли под открытым небом в пустыне, умирающих от голода и жажды, совсем обессилевших. И за эти полтора года Умма ни разу не упустила возможности поучиться у бедуинов. Где же она сейчас?

Фатма снова поискала ее глазами по всему лагерю.

Они разбили свои шатры в большом оазисе, недалеко от города Вавилона: несколько кланов бедуинов, караваны и путешественники-одиночки. Они делились друг с другом водой и финиками, которые росли здесь в изобилии. Почти тысяча человек и вдвое больше животных. Дым от сотни костров поднимался над шатрами в воздух, гул голосов, песнопения и смех раздавались весь вечер. Может быть, Умма наткнулась на солдат? Может быть, она почуяла опасность и притаилась в укромном месте? Или, в надежде спрашивала себя Фатма, она нашла наконец возможность побега, которую так давно искала?

Фатма знала, что ее юную подругу преследовали и что она была одержима какой-то мечтой о своем особом предназначении, кроме того, она была одержима любовью к мужчине, с которым ее жестоко разлучили. Однажды ночью, когда все уже спали, она с горящими глазами рассказала Фатме свою историю.

— Я видела так много беспомощных людей, — страстно говорила она, — людей, нуждающихся в уходе и лечении, у которых никого нет, кто мог бы им помочь, и нет места, которое могло бы стать для них убежищем. Это мое предназначение, Фатма, — помогать этим людям. Работать вместе с Андреасом.

Фатма покачала головой. От всего сердца ей было жаль обоих молодых людей. Они не знали ни минуты покоя или мира и жили в постоянном страхе, что их найдут, они постоянно искали возможность побега. Они стремились продолжить свой путь, они так хотели вернуться к своим семьям, к людям, которых они любили. Какая ужасная жизнь у бедняжки!

Из глубины палатки донесся смех. Потирая лоб, она еще раз окинула взглядом лагерь. Аллат, не допусти, чтобы с моей подругой что-нибудь случилось!

Какое-то ужасное проклятие как черная тень преследует Умму и Вульфа. Муж Фатмы рассказал ей о царском указе, о котором он слышал, когда однажды вечером, полтора года назад, загонял своих овец на ночь в хлев. Солдаты ехали мимо, как он рассказывал, и расспрашивали о двух беглецах, ускользнувших из дворца Магны, далеко на севере. За их поимку обещали высокое вознаграждение, любому же, кто предоставит им убежище, грозила страшная кара. Всю же невероятную историю бедуины узнали несколько дней спустя, когда нашли в пустыне и приютили беглецов, изголодавшихся, изможденных и сожженных солнцем.

Бедняжка Умма, думала Фатма. Разгневать такую жестокую царицу, и, что еще хуже, — ей приходится жить вдали от родины, без семьи. Бедуины, для которых семейные узы значили все, считали величайшим несчастьем Уммы то, что она не знала своих родителей, что она потеряла не только отца и мать, но и брата. Мужа, говорили арабские женщины, можно всегда найти, сына можно всегда родить, но брата заменить невозможно.

Если бы Фатма могла помочь Умме! Как-никак она была шейхой, мудрейшей женщиной рода, и поэтому обладала огромной властью. Никогда она не забудет, как Умма спасла жизнь ее новорожденному ребенку полтора года назад. Совсем измученная схватками и тяжелыми родами этого позднего ребенка — Фатме шел уже сороковой год, — она отвернулась от младенца, когда целительница хотела приложить его к ее груди. И тут Умма приняла решение и вмешалась. Она взяла младенца, который родился раньше срока и был слишком слаб, и привязала его длинным куском ткани к груди Фатмы так, чтобы он не упал и мог сосать грудь, пока Фатма спала. На следующее утро, когда она проснулась, ребенок спокойно спал у неё на груди. И теперь она любила этого ребенка больше всех остальных детей.

Женщины позвали Фатму в шатер. Пришло время снимать жир с воды. Сестра Фатмы затянула песню, и другие женщины, хлопая, поддержали ее. Чудесный аромат наполнил вдруг вечер — это пахло миндальное масло, которое нагревали, чтобы потом смешать его с ланолином, так делалась основа целебных мазей.

Фатма в последний раз огляделась в поисках Уммы и вошла в шатер.

Селена сидела в своем укрытии. Ни в коем случае не хотела она, чтобы ее увидели. Она знала, что уже поздно и что она пропустила мытье шерсти в шатре Фатмы, но ей хотелось дослушать этот разговор. Это могло означать возможность побега и выживания для нее и для Вульфа.

Она притаилась за толстым стволом финиковой пальмы. Мужчины не замечали ее, а если бы даже и заметили, то увидели бы всего лишь одну из многих арабских женщин: черное одеяние оставляло открытыми только глаза и руки. Но путешественники из Иерусалима ее просто не замечали.

Днем Селена наблюдала издалека, как они в свете огня демонстрировали свое магическое искусство. В любом лагере пустыни были свои фокусники и факиры, которые показывали свое искусство за обед или пару монет. Эти двое превращали деревянные палки в змей, а змей — обратно в деревянные палки. Селену они нисколько не интересовали, пока она случайно не услышала, как они объясняли кому-то, что едут в Вавилон, и для этого есть определенная причина.

Теперь Селена сидела на корточках за пальмой, напряженная, сгорая от любопытства, и прислушивалась к их разговору. Легкий ветер доносил до ее слуха слова фокусников, ее сердце билось все быстрее и быстрее.