Его тайная одержимость - Алиса Лиман Страница 46

Первая мысль, весьма успокаивающая: скорее всего Сонечка сейчас пасет отца, в ожидании пока тот в себя придет. Доктор сказал, это неизбежно в ближайшее же время. Так что вполне возможно они уже там обсуждают текущее положение дел, а я тут уже на грани паники готов носиться по больнице.

Направляюсь прямиком к вип-палате, куда определили Федора Михалыча. Валерка сразу и свои связи задействовал, так что мы теперь батю не отпустим из больницы, покуда окончательно не разберемся с его здоровьем.

Толкаю дверь в палату, и понимаю, что я очень вовремя. Отец Сони лежит с открытыми глазами и задумчиво глядит перед собой. А рядом почему-то никого.

Странно, ну и где все это суетливое семейство, когда оно так нужно?

Вхожу и прикрываю за собой дверь:

— Федор Михалыч, врача? — просто хочу убедиться, что он нормально видит и слышит, прежде чем звать помощь.

— Рома, — реагирует на мое появление, кивая каким-то своим мыслям. — Тут твоими стараниями уже с десяток врачей побывало. Так что не надо пока больше никого.

— А, так вы уже пообщались, — киваю я. — Тогда пойду, семью вашу позову.

Слишком уж мне не терпится найти Соню, и прийти уже вместе с ней на ковер к отцу. Каяться будем. Доктор сказал никаких стрессов, но если батя еще вчера начал думать над нашим предположительным союзом, то наверно сегодня для него не станет сюрпризом то, что мы придем к нему вместе с недвусмысленной ситуацией.

Надеюсь он успел подумать. А еще, надеюсь это его не от нас так прихватило. Иначе ж Соня даже стоять рядом со мной побоится при папе, не то, что уж признаваться в чем-то.

— Погоди, сынок, — тормозит меня отец.

Я оборачиваюсь, и замечаю на его лице сосредоточенную печаль, тогда как ладонь его едва заметно похлопывает по краю кушетки.

Недолго думая приближаюсь к кровати и нависаю над стариком:

— Что такое? Плохо? — допытываюсь, не зная за что хвататься. — Что-то болит?

— Успокойся. И присядь на пару минут. Хочу тебе рассказать, какое интересное видение мне явилось.

Напрягаюсь. Но все же опускаюсь в кресло, что напротив больничной койки.

Только бы он не про туннели и свет в конце. Или еще чего похлеще. Могло ли быть, что он умом тронулся, в следствии приступа? Черт. Что-то я начинаю не на шутку волноваться за старика.

— Знаешь, я ведь курил раньше, — начинает он с неожиданного откровения.

— Не знал, — отзываюсь, сбитый с толку странным началом диалога. — Только не просите у меня закурить. Соня этого явно не одобрит.

— О, нет-нет, мой мальчик, — тяжело усмехается отец, едва не закашливаясь. — Я не попрошу у тебя об этом именно по той же причине. Сонечка не одобрит.

Он стреляет в меня понимающим взглядом и кажется я уже знаю к чему этот разговор приведет, хоть и начался он таким непонятным образом.

— Я хотел лишь сказать, что курить-то я бросил, — продолжает отец, — но вот выходить на свежий воздух, когда меня мучает сложный вопрос — как я до сих пор порой говорю «на перекур» — не престал.

— Так вот почему мать с Галей ночью нашли вас провожающим этого х… Гену? — догадываюсь я.

— Да, я вышел подышать, а тут он из окна, — пожимает плечами, будто это явление вовсе не из ряда вон выходящее.

— Простите, — мне действительно стыдно, что старик застал столь нелицеприятную картину.

— Вопрос в том, что это был не единственный раз, когда я вчера выходил «на перекур». Ты заставил меня крепко задуматься.

Значит я все правильно понял. Отец все это время размышлял над нашими с Соне отношениями. А значит похоже уже сейчас я услышу вердикт.

— И что же вы надумали? — нетерпеливо спрашиваю.

— Мне показалось это абсурдным, — откровенно отвечает отец, наконец расставляя на места в моей голове его вчерашнюю реакцию. — Даже несколько унизительным для моей дочери. Понимаешь же?

— Понимаю, Федор Михалыч. И прошу простить меня за то, что я заварил всю эту кашу, но я всегда только Соню…

— Любишь ее значит? — не позволив мне договорить, предполагает он.

Киваю, уже совершенно не зная, чего ожидать. Снова предложит озадачиться вопросом продолжения рода с Галиной, или же будет отчитывать за мою несерьезность которую я проявил по отношению его старшей дочери, мол как после такого можно еще и младшую доверить.

— Да я знаю, — отмахивается, будто это и правда до боли очевидно. — Видел вас двоих. Хотя понял я наверно это еще раньше.

— Видели? — переспрашиваю, сам пытаясь понять, где нас подловить могли, я ведь обещал Соне быть аккуратным и вроде был.

— Первый раз я вчера вышел на перекур, когда мать вернулась в спальню. При ней как-то не особо думается. Вот и пришлось идти изучать твой сад, — он приподнимает бровь. — А там ты. Букет в окно выкидываешь почему-то из Сониной комнаты.