Не жена - Танна Страница 46

Врач оказался на операции, и пришлось ждать его в холле, так как меня не пропустили охранники.

Я раз за разом набирал Карину, но телефон не отвечал. Гудки шли, а ответа все не было.

Когда наконец появился этот чертов доктор, я готов был придушить его.

Он молчал всю дорогу до своего кабинета, чем только усиливал мой страх. Что, черт возьми, произошло?!

— С малышкой все хорошо. Здоровая и крепкая девочка. Сейчас она в палате для новорожденных.

— А Карина? — сипло спросил, ощущая нарастающую злость и страх за мою девочку.

— Мы сделали все, что смогли. Роды были тяжелые. Она не справилась. Пришлось экстренно делать кесарево. Только, она все еще не пришла в себя — доктор устало протер глаза.

— В смысле? Где она?

— В реанимации.

— В каком смысле, она не пришла в себя? Что с ней?

— Она в коме. Уже более пяти часов.

— И как такое произошло? — это был последний мой здравый вопрос, потому что, после того, как врач начал объяснять, из- за чего все случилось, я чуть не набросился на него. Удержал меня Каринин отец. Он крепко сжал мои плечи, оттаскивая.

Дальше, все как дурном фильме.

Меня просто вытащили на улицу охранники, потому что, я не имею право там находиться, ведь по документам, я Карине никто. А то что там моя дочь, это потребовали еще доказать, ведь как отец я нигде в бумагах Кариной не упоминался.

Отец Карины вышел спустя пол часа. Бледный, с трясущимися руками. Он рухнул на лавку, обхватив голову.

— Она так и не пришла в себя. Как будто спит, а проснуться не может — надрывно прошептал он, не поднимая головы — Если она не очнется…

Он не смог договорить.

— Я им таких страстей наобещал, что меня почти силком выгнали. Даже к ней пустили. Но я хоть в окно увидел ее. Лежит, не шевелится. А везде датчики и приборы.

* * *

Неделя прошла в постоянном пребывании в больнице. Ее отца хотя бы пускали, а я ждал его внизу. Изменений в состоянии моей девочки не было.

Я постоянно винил себя во всем. Жалел, что ничего исправить нельзя.

Конечно, мы направили в этот чертов роддом проверку. Были изъяты записи с камер наблюдения и заведено уголовное дело.

Главврача тут же уволили. Акушеров, что принимали роды в ту ночь, взяли под следствие.

Дни шли, а Карина так и не приходила в себя. Её перевезли в другую больницу под наблюдение. Там мы оплатили палату, в которой могли находиться рядом с ней. Но только ее отцу разрешалось ночевать с ней. Мне же приходилось уезжать домой.

А потом нашу дочку разрешили забрать. Вот только мне ее не отдали. Карина вообще разрешила всю информацию о себе говорить только отцу.

А так как он единственный, кому могли отдать нашу дочку официально, он ее и забирал.

Мы привезли малышку домой. Я остался с дочкой, отец Карины уехал к ней.

Пришлось вызвать няню, так как я не знал, как мне справляться с младенцем.

Женщина показала как надевать памперс, как кормить и купать дочку, а потом уехала.

Ночь оказалась очень тяжелой. Катюшка так горько плакала, что я ощущал себя беспомощным. Сменил памперс и накормил смесью. Долго носил на руках, прижимая к себе маленькое тельце дочери. Запеленать нормально у меня не получилось, поэтому, кое-как завернув в пеленку, уложил в теплое одеяльце и ходил по дому, укачивая.

Пробовал даже давать пустышку, но дочка постоянно ее выплевывала, а мне приходилось ее тут же мыть.

В итоге, когда Катюша заснула, я тоже вырубился в кресле.

На следующий день я взял Катюшку с собой в больницу к Карине. Остро надеялся в душе, что тонкий голосок дочери разбудит Карину и она наконец-то очнется. Взяв все необходимое, и устроив дочку в специальном кресле, выехал.

Нас не хотели пропускать. Пришлось вызывать главврача и беседовать. В итоге, добился разрешения на посещение с ребенком.

В палате передал внучку ее деду и сел рядом с кроватью Карины, ласково погладив тонкие пальчики моей девочки.

Когда наша дочка заплакала, требуя, чтоб ее накормили, я заметил, что у Карины начали двигаться глаза за закрытыми веками. Тут же вызвали врача. Но осмотр ничего нового не дал. За исключением того, что движения глаз, все-таки хороший признак. И, возможно, Карина скоро очнется.

В течении следующей недели мы с дочкой ездили навещать ее маму. Карина все так же спала.

Я постепенно привыкал к ежедневному уходу за Катюшкой. И теперь вообще не мог представить свою жизнь без нее. Я так сильно полюбил малышку, что меня ужасали мысли о том, что я раньше мог думать, что она не моя. Моя. Любимая и самая лучшая дочка.

И Карина моя. Всегда была моей. И будет снова. Вот только очнется, скажу как сильно люблю ее и не представляю свою жизнь без нее.

Три недели уже прошло, а моя девочка так и открыла свои красивые глазки. Это очень сильно пугало. Прогнозы врачей были неутешительны. Ее всесторонне обследовали, но вернуть в реальную жизнь не могли. Я плохо спал. Просыпаться, чтоб накормить или переодеть дочку, я уже привык за это время. А вот в те моменты, когда спал, меня преследовали кошмары. Во сне я видел себя со стороны. Как кричал на нее, бросая те ужасные слова. Снилось, как она уходит от меня. И бегу за ней, и кажется, протяни руку, и смогу дотронуться, но расстояние между нами катастрофически быстро увеличивалось.

Днем я снова одевал дочку и вез к Карине. Иногда даже укладывал малышку рядом, чтоб она хоть так почувствовала тепло материнского тела. Разговаривал с Кариной, поглаживая тонкие бледные пальцы. Касался волос, смотрел в лицо, пытаясь уловить хоть малейшее изменение. Но все было тщетным.

Мой отец смог прилететь к концу месяца. Он теперь передвигался с тростью и тоже выглядел неважно. Мы все сидели в палате Карины, надеясь на чудо.

Отец Карины наотрез отказался провести хоть одну ночь вдали от дочери. Он за весь месяц, всего несколько раз раз выходил из больницы, чтоб немного проветриться. А потом снова возвращался. Мы возили ему еду, одежду. В палате имелся душ. Поэтому, он даже и не ездил домой.

Мы с отцом сейчас жили в доме Карины. Там ведь была готовая детская. Да и соседей почти не было. Поэтому можно было не переживать, что плач малышки начнет кого-то раздражать.

Врач, приезжавший каждую неделю на осмотр дочери, сказала, что развивается она нормально. Хорошо набирает вес и не имеет никаких отклонений.

Еще был момент, который меня нервировал. Когда отец Карины ездил получать свидетельство о рождении, то в графе отец поставили прочерк. Записать могли только со слов матери, которая сейчас никак не могла подтвердить данную информацию. Я чувствовал себя при этом отвратительно. Словно чужой. Так, будто я моей малышке никто. Ситуация вышла ужасная.