Ангел в моих объятиях - Стефани Слоун Страница 46

Его неожиданное появление на пороге кухни до смерти напугало кухарку и служанок.

Рассерженная кухарка собралась было отчитать графа, но передумала, когда Салли, ворвавшись вслед за хозяином, встал между ними.

— Все вон отсюда! — скомандовал Салли, бросив на кухарку умоляющий взгляд.

Маркус обошел кухню, прихватив две бутылки вина, ломоть свежего хлеба с толстой румяной корочкой, тарелку с маслом, половину жареного цыпленка и большой кусок сыра чеддер. Все это он положил на изрезанный кухонными ножами стол, пододвинул стул и сел.

Салли взял нож и собрался резать хлеб, но Маркус нетерпеливо вырвал у него ломоть и разломил на две части.

— Должно быть, я сообщил кухарке, что вы на целый день уедете в Борнмут, — сказал Салли, пододвигая Маркусу тарелку с маслом. — Но я совершенно уверен, что не упоминал о Фордэме.

Маркус намазал на хлеб толстый слой только что взбитого масла и впился в него зубами.

— Если хотите знать мое мнение, милорд, — мягко заговорил Салли, — что бы ни сделала эта девушка, мне нравится, как она влияет на вас.

Маркус, помрачнев, нахмурился, откусил еще кусок хлеба с маслом и начал жевать его с каким-то яростным остервенением. Салли никогда не изворачивался и не считал нужным скрывать свои мысли. В противоположность своему слуге холодный, сдержанный, обходительный лорд Уэстон с изысканными манерами, который чувствовал себя в высшем свете Лондона как рыба в воде, на самом деле был жалким притворщиком.

И Маркус это прекрасно понимал. Но, к сожалению, высший свет принимал в свой круг только самых модных, элегантных, изысканных аристократов — они хотели, чтобы их окружали джентльмены, и всегда получали то, что хотели.

Маркус наконец дожевал свой хлеб и жестом попросил бутылку вина.

— Только этой девушке удается вытащить на свет божий все лучшее, что есть в вас, — подмигнув, сказал Салли и вытащил пробку из бутылки, прежде чем передать ее хозяину.

Маркус запил хлеб с маслом большим бокалом вина.

— Мне кажется, тебе доставляет удовольствие, что она будит во мне зверя, — проворчал он.

— Согласен. Наверное, «лучшее» слишком сильно сказано. Но одно несомненно — с ней вы становитесь самим собой.

Маркусу не хотелось признавать, что Салли прав, и он сменил тему разговора.

— Марлоу сейчас выясняет, кто и каким образом заманил Фордэма в «Петушиный крик», — сказал он. — А как насчет тебя? Чем ты занят?

Салли жестом попросил бутылку, и Маркус передал ее.

— Готовлюсь к приезду нашего гостя, — просто ответил слуга, осушив половину бутылки.

Маркус отрезал кусок сыра.

— И кто наш гость?

— Скажу, если вы положите нож.

Но Маркус сжал рукоять ножа мертвой хваткой.

— Кто?

Салли прикончил бутылку.

— Кармайкл.

Маркус со злостью метнул нож.

— К черту все это!

Нож просвистел, рассекая воздух, прямо у самой головы Салли и воткнулся в дверь кладовой.

Маркус посмотрел на нож.

Салли посмотрел на нож.

Он воткнулся в дерево с такой силой, что рукоять все еще вибрировала.

— Я же просил вас положить нож, — сказал Салли, смотря на хозяина всепонимающим взглядом. — Вы мне чуть ухо не отхватили.

Маркус вонзил зубы в куриную ножку.

— Ты знаешь, зачем он приезжает? — спросил он с набитым ртом.

— Думаю, старик соскучился по вашей светлости, — заверил его Салли с совершенно невозмутимым видом. — Судите сами, вы уехали в Лалуорт, в самую глушь, можно сказать, у Клермона медовый месяц, так что Кармайклу стало одиноко. Наверное, хочет прикупить себе пару рулонов муслина вроде этого, — добавил он уверенно.

Маркус бросил обглоданную ножку на тарелку и схватил вторую бутылку вина.

— Ты испытываешь мое терпение, Салли! — прорычал он, вышиб пробку одним ударом и, запрокинув бутылку, долго и жадно пил.

— Хорошо, конечно, я знаю, почему он решил приехать, просто хотел развеселить вас немного, — ответил слуга, с вожделением посмотрев на бутылку вина. — Наш старик мог уехать из Лондона только по одной причине — все пошло не так, как он ожидал.

— И на этот раз он совершенно прав, — мрачно закончил Маркус.

— Не все еще потеряно, — возразил Салли.

Маркус с такой яростью ударил кулаком по столу, что бутылка задребезжала, а куриная ножка подпрыгнула на тарелке.

— Как раз наоборот, все из рук вон плохо. У меня мертвый подросток и целая куча сокровищ, которая, исходя из того, что нам известно, прямо сейчас направляется во Францию.

— А еще мисс Сара Тисдейл, про нее тоже не стоит забывать, — добавил Салли, всем своим видом показывая, что и не вспомнил бы о девушке при другом раскладе.

«Если бы я только мог забыть о ней», — подумал Маркус, барабаня пальцами по столу.

Сара Тисдейл скользкой змеей заползла к нему в душу и обвилась вокруг сердца. Хотя, если быть объективным, она не делала ничего подобного. Это слово «заползла» подразумевает хитрость и женское коварство — качества, которых эта девушка совершенно лишена.

Наоборот, она долго пробивала его защиту из холодности и самоуверенности, попадая в неловкие ситуации, спотыкаясь и совершая ошибки. При этом Сара всегда оставалась шокирующе честной и прямолинейной, что раздражало и одновременно подкупало, вызывая глубокую симпатию.

Она отдала ему свое сердце, но он боялся, что истоком ее любви была всего лишь заурядная жалость. А вдруг он был еще одним бездомным животным, которое отчаянно нуждалось в ее помощи?

В таком случае ее чувство нельзя было считать истинной любовью.

— Есть еще новости? — спросил граф, посмотрев на Салли.

— Ну, — заговорил слуга, — сын Тисдейла клянется, что он больше ничего не знает. Диксон все время проводит в своем поместье, и это, по всей вероятности, связано с его видами на мисс Тисдейл.

— Диксон? — недоверчиво спросил Маркус.

Салли вновь с вожделением посмотрел на бутылку вина, и Маркус, сжалившись, молча передал ее слуге. Некоторое время Салли жадно пил.

— К нашему делу это не имеет отношения, не думаю. Этот тип положил глаз на девушку и уже некоторое время предпринимает попытки склонить ее к замужеству. Но она не отвечает ему взаимностью — да и ее папаша тоже не в восторге от такой партии.

Маркус вспомнил, как нашел Сару в траве, когда она пряталась от Диксона, не желая даже видеть его. Графу почему-то пришло на ум, что ее неприязнь к этому человеку скорее всего вызвана его жестоким обращением с животными, но, как бы там ни было, она не оставляла места для других чувств.