Она не принцесса - Лора Ли Гурк Страница 45

Когда Йен украл – единственный раз в жизни, ему было пять лет. За два дня до Рождества он съел весь сливовый пудинг, приготовленный кухаркой, из-за чего у него четыре дня болел живот и месяц он провел в заточении в детской. Когда ему было двенадцать, его застали на ферме, где он целовался с Мэри Уэлтон, и он узнал, как тяжела рука его отца и как болезненны удары кнута. Еще конечно, были неприятности в Кембридже с Тесс. У Йена ушел почти год усердных занятий на то, чтобы сдать экзамены, которые он провалил, и три года – чтобы успокоить разбитое сердце.

Эти и другие подобные события послужили Йену хорошим уроком. Какую бы глупость он ни совершал, он за нее расплачивался.

Он вспомнил об этом еще раз на следующее утро, после того как они с Лючией распивали бренди. Когда он проснулся, ему прямо в глаза ударил столб света, пробившегося между задернутых занавесей, и вызвал невыносимую боль, разрывавшую его голову. Теперь он расплачивался. Сполна.

Йен застонал и повернулся на бок, с проклятиями, достойными портсмутского матроса. Голова раскалывалась, желудок словно налился свинцом, и его не покидала уверенность, что ночью кто-то засунул ему в рот кусок ваты. Решив, что провести день в постели – неплохая идея, Йен снова заснул.

Спустя какое-то время его разбудил звон чайной посуды. Осторожно приоткрыв один глаз, он увидел стоявшего у ночного столика Харпера, который наливал ему чай. Размешав сахар в чашке, слуга подошел к окну. Прежде чем затуманенный мозг Йена смог понять его намерение, Харпер совершил немыслимое. Он раздвинул шторы.

– Черт побери, да закрой ты эти чертовы шторы! – спасаясь от света, Йен спрятал голову под подушку.

– Сегодня вам немного нездоровится, сэр?

Йен чувствовал, что умирает. В ответ он что-то проворчал под подушкой.

Харпер, казалось, принял это за подтверждение.

– Мисс Лючия сказала, что, возможно, вы почувствуете себя неважно сегодня утром, но она бы хотела повидать вас, как только вы будете в силах спуститься вниз. Это очень важно, сказала она.

– Если только не началась война между Болгери и Англией, – проворчал он, – ничто не может быть настолько важным.

Он подумал о прошлом вечере, о том, как основательно он набрался. Лючия выпила намного больше, и если ему так худо, то она должна находиться в плачевном состоянии. Эта мысль несколько ободрила его.

Ей, должно быть, плохо, черт ее побери. Он с удивительной ясностью вспомнил, как она мучила его своей вызывающей улыбкой и задравшейся ночной рубашкой, как она сидела, рассказывая ему обо всех своих поцелуях, как будто он был, черт побери, ее духовником. Он вспоминал, как она выглядела, лежа на постели, полуодетая и соблазнительная, с обнажившимися ногами. Он думал о том, как он совершил благородный поступок и ушел. Это чуть не убило его. Он надеялся, что в это утро она чувствовала себя отвратительно. Так ей и надо.

Честно признаться, увидеть Лючию страдающей от последствий алкоголя было такой привлекательной идеей, что Йен решил ради этого встать с постели. Он набрал и грудь воздуха, отбросил подушку и откинул одеяла. Медленно, осторожно поднялся.

С помощью Харпера ему удалось побриться и одеться. Спустившись вниз, он нашел Лючию в столовой. Они сидела там одна и завтракала. Когда он вошел, она, в ярко желтом платье, сияющая и улыбающаяся, подняла на него глаза. Она выглядела слишком бодрой и оживленной для человека, который, по справедливости, должен был страдать не меньше, чем он.

Он сел по другую сторону стола.

– А где сегодня все?

– Изабель наверху с гувернанткой, делает уроки. Грейс в гостиной с герцогиней Тремор, а Дилан только что уехал и «Ковент-Гарден» на прослушивание певцов для его новой оперы.

Йен кивнул. Забыв о педантичном соблюдении приличий, чем отличался всю жизнь, он положил локоть на стол и потер усталые глаза. Когда он поднял голову, он увидел, что она наблюдает за ним.

Она уже не улыбалась, а пристально, с серьезным выражением лица, смотрела на него.

– Вы должны что-нибудь съесть, – предложила она, подталкивая к нему тарелку и жестом подзывая лакея. – Вам станет легче.

Он почувствовал запах тоста с маслом и тотчас же отшатнулся от стола. Одна мысль о еде вызывала у него отвращение.

– О чем вам понадобилось поговорить со мной? – коротко спросил он.

Она не успела ответить, как лакей поставил перед ним тарелку. Йен закрыл глаза и с трудом сглотнул.

– Джарвис, – произнес он очень тихо, – если ты немедленно не уберешь эту тарелку с проклятыми почками с глаз долой, я убью тебя.

Джарвис поспешил унести тарелку.

– Поразительно. – Лючия покачала головой. – Вы пили меньше меня, а я себя прекрасно чувствую.

То, что явно это было так, не улучшило его настроения. Он даже испытал к ней неприязнь и враждебно взглянул на нее.

Нисколько не смущенная, она смотрела на него, сжав губы, словно сдерживая улыбку. Затем произнесла:

– Дилан сказал мне, что вы никогда не умели много пить и всегда на следующий день чувствовали себя отвратительно. Думаю, он прав.

– Вы рассказали Дилану о вчерашнем вечере?

– Нет. Сегодня утром он заметил пустые бутылки и сделал вывод, что вы пустились в разгул. Кажется, его это обеспокоило. Он сказал, это совсем на вас не похоже.

– Не похоже. – Йен закрыл глаза. – Я схожу с ума. В этом все дело. Должно быть, я лишаюсь рассудка.

Лючия словно не слышала его заявления о безумии.

– Ваш брат спросил у меня, не случилось ли чего-нибудь с вами, но я его заверила, что ничего. Мы все время совершаем непредсказуемые поступки.

– А я – нет. – Он открыл глаза. – Я никогда не совершаю непредсказуемых поступков. Никогда.

Лючия не возразила ему, что две пустые бутылки из-под бренди доказывают, что он заблуждается. Вместо этого она указала на высокий бокал, стоявший перед ним на столе.

– Ваш брат оставил для вас лекарство. Оно делает чудеса, сказал он. Это его собственное изобретение.

– Дилан и должен был изобрести его. – Он с сомнением посмотрел на коричневатую жидкость. – Из чего oно состоит?

– Томатный сок, – жуя ломтик тоста, ответила она, – сок лимона, пряности, настойка ивовой коры, какой-то русский ликер – водка, по-моему, сказал он.

В желудке Йена что-то тяжело перевернулось.

– Звучит отвратительно.

– Там есть что-то еще, я забыла. – Она замолчала и свела брови, стараясь вспомнить, что же это было. – А! – воскликнула она и торжествующе взглянула на него. – Сок моллюсков.

Йен вскочил на ноги.

– Я иду спать.

Он вернулся в свою комнату, все еще содрогаясь от мысли о соке моллюсков. Он задернул шторы и разделся, затем улегся между прохладными полотняными простынями и поклялся, что больше никогда не сделает такой глупости. Она не стоила таких страданий.