Мгновения жизни - Марика Коббольд Страница 44

Однажды она услышала, как свекор сказал ее мужу:

— Ради всего святого, это был всего только эмбрион. Моя мать потеряла троих между рождением твоего дяди Дугласа и мною. Но в наше время с такими вещами полагалось мириться.

— Я знаю, но в теперешнем состоянии Грейс взывать к ее разуму бессмысленно. Стоит мне заикнуться о том, что она утратила чувство меры, как она начинает смотреть на меня так, словно готова убить, — ответил Эндрю.

Они стояли и разговаривали в холле Хиллсайд-хауса, и Грейс, сидя в соседней комнате с Кейт, слышала каждое слово. Кейт взглянула на нее, и лицо ее сначала порозовело, а потом стало пепельно-серым.

— Все в порядке, — успокоила ее Грейс. — Все в порядке.

Затем она поднялась с кресла и вышла, пройдя мимо двух мужчин в холле. Она шагала по мокрым улицам в туфельках на тонкой подошве, и ветер слизывал с ее лица слезы. Вернувшись домой, она прямиком направилась в спальню, но не успела добраться до кровати, как ей отказали ноги, и все закончилось тем, что она безвольно осела на полу, и стала рыдать так отчаянно, что у нее опухло лицо, а глаза превратились в узенькие щелочки.

Она впервые задумалась над тем, что время, которое нужно мужу, чтобы прийти к жене, которая убежала от него в расстроенных чувствах, — хороший показатель оценки их брака. В самом начале супружеской жизни, когда любовь еще была острой и нежной, он последовал бы за ней по пятам, обеспокоенный и протягивающий руки, чтобы обнять, утешить и узнать, что случилось. Но прошло время, и сочувствие притупилось. Сначала ему требовалось добрых полчаса, чтобы последовать за ней — естественно, он был расстроен, но, в общем-то, надеялся, что объятие, торопливый поцелуй и сказанные наспех пару слов утешения сделают свое дело. Потом наступил день, когда он лишь провожал жену глазами, не торопясь броситься за ней. «Что на этот раз?» — спрашивал он себя. В конце концов, не в силах скрыть досаду и скуку, он поднимался к ней, чтобы разобраться в том, что произошло. «Что я такого сделал? — задавал он вопрос. И, не дожидаясь ответа, обычно продолжал: — Неужели по любому поводу надо из мухи делать слона? — Потом он клал руку ей на плечо, осторожно и робко, словно боясь обжечься. — Успокойся… Прекрати истерику. Ты снова начинаешь кричать».

Когда Эндрю все-таки вернулся домой, так тяжело поднимаясь по лестнице, будто к его ногам привязаны пудовые гири, случилось самое худшее — ей было уже все равно, вернется он когда-нибудь или нет. Он встал рядом, глядя на нее сверху вниз, и поинтересовался, что, собственно говоря, стряслось, почему она убежала и что она вообще делает, сидя вот так на полу. Грейс подняла голову и долго смотрела на него, прежде чем ответить:

— На кровати мне было бы слишком удобно.

— Вот, именно об этом и я говорю: ты упиваешься своим дурным настроением. — Но тут выражение его лица смягчилось и он протянул руку, желая помочь ей подняться на ноги. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не впиться в нее зубами. Но она лишь плотнее сжала колени, отказываясь сдвинуться с места.

Эндрю присел рядом на корточки, раздраженный и расстроенный одновременно.

— В чем дело?

— Я слышала, что сказал твой отец.

— Вот как?

— И я слышала, как ты с ним согласился.

— Н-да. — Эндрю выпрямился и принялся мерить шагами комнату. — Я всего лишь подшучивал над ним. Он уже пожилой человек, другого поколения. Ты же не можешь ожидать, что он будет смотреть на вещи так же, как ты.

— Нет. — Грейс поднялась на ноги, взяла домашнее платье, лежавшее на кровати, и принялась рыться в карманах в поисках сигарет. — Нет, наверное, нет. — Она закурила, выпустив идеально ровное колечко дыма. — Моя проблема заключается в том, что до сих пор я считала, будто мы с тобой смотрим на вещи одинаково. Но ведь это не так, не правда ли? И вот именно это меня пугает. — Она осмелилась посмотреть на него. То, что он прочел в ее глазах, заставило его вздрогнуть и сделать шаг назад.

— Я на самом деле люблю тебя, — произнесла она ровным голосом, как если бы говорила о чем-то малозначащем, погасила сигарету в пепельнице и сразу же закурила новую. Эндрю поморщился: он терпеть не мог, когда она курила. — По крайней мере, мне так кажется. И мне по-прежнему симпатичны твои родители. А вот глядя на тебя, у меня возникают вопросы, причем все больше и больше. Мне интересно, что ты видишь своими добрыми шустрыми глазками Эбботов. Я знаю: что бы это ни было, оно должно быть очень далеко — это не я, не Кейт, не Леонора, это не те из нас, кто рядом с тобой. Наверное, мне не следует винить тебя. Находиться рядом не очень удобно и приятно, правда? Я знаю, что твоя мать предпочла бы, чтобы я не теряла ее внуков до того, как те успевают появиться на свет. Я знаю, ты хотел бы, чтобы я не относилась к этому так серьезно, а вновь стала прежней, не нуждалась в тебе так утомительно-отчаянно. Так что можешь продолжать в том же духе, элегантно отойди в сторону и занимайся своими дальними родственниками или совершенно посторонними людьми. Со мной хлопотно и несладко, я понимаю.

Лицо Эндрю, загоревшее от длительного пребывания на свежем воздухе в уик-энды, усеянное веснушками, стало напоминать по цвету помидор.

— Я понятия не имел, какие чувства тебя обуревают. Ты такая… язвительная. Мне кажется, я совсем тебя не знаю, Грейс. В самом деле, я больше не могу этого вынести…

Она взглянула на него, заметив выражение боли в глазах, желваки на скулах, и вдруг поняла, что он ей безразличен. Он слишком отдалился, чтобы произвести на нее какое-то впечатление.

Прошел еще месяц. Однажды Робина попросила ее надеть что-нибудь другое, не облачаться в свой любимый черный цвет. Она пригласила Грейс на чашечку чая, чтобы поболтать, сделав вид, будто ей нужно помочь выбрать материал для занавесок, на самом же деле только для того, чтобы вырвать Грейс из ее добровольного заточения в коттедже.

— Чего вы от меня хотите? Чтобы я сказала: «Послушайте, я только что лишилась еще одного ребенка, так что сейчас, наверное, самое время отправиться в цветочный магазин и выбрать какую-нибудь фуксию?»

— Конечно нет, Грейс, — заявила Робина тоном, каким объясняла Рори, что забияка-петух Родни вознесся на небеса. — Все, что я пытаюсь сказать, это то, что ты не первая женщина, у которой случился выкидыш.

— Это случилось со мной уже трижды, Робина. — Грейс не собиралась упоминать об этом. До сих пор никто не знал о ее первом выкидыше, который произошел много лет назад. — Кстати, — заметила она светским тоном, — я предпочитаю чай с медом, а не с сахаром. И всегда предпочитала, так что вам следовало бы это помнить.

Робина смотрела на нее во все глаза, широко раскрыв от удивления рот, в который можно было засунуть футбольный мяч.

— Что ты имеешь в виду, говоря трижды?

— Ничего, это вас не касается, — откликнулась Грейс. — Я лучше пойду. У меня куча дел. — Когда она направилась к двери, Робина схватила ее за руку.