Отражение звезды - Марина Преображенская Страница 44

— Понимаете, я совершенно забыл: мне нужно забрать свои вещи в доме Евгении Алексеевны. Я всегда, когда возвращаюсь из Москвы, везу чемодан подарков…

Леночке удалось скрыть, что творится в ее душе — это только ее забота и ничья больше. Вот он и сказал то, о чем она забыла спросить его. Ну конечно же, он везет подарки для своей семьи. Он всегда везет подарки, когда едет через Москву.

Леночка слышала, как Выголев что-то говорил ей, что-то объяснял, как-то пытался утешить ее, но она старалась не замечать его присутствия. Внутри все словно заледенело. Она потерпела крах и не имела возможности реабилитировать себя в его глазах. Не станет же она теперь смеяться и делать вид, что ничего не произошло, что душа ее так же спокойна и холодна, как прежде. Он все видел и все наверняка понял. Тем больнее и горше было ей. Лучше бы он сразу отказался, еще внизу, у подъезда. Тогда она сделала бы вид, что ничего собственно и не произошло, что она только из вежливости предложила ему зайти. В самом деле, не могла же она отправить человека, протащившегося ради нее в такую даль… И пусть бы потом она проплакала всю ночь в подушку, но он бы не стал свидетелем ее позора.

— Мне очень жаль…

— Ну что вы! Надо так надо, — Леночка изо всех сил старалась держаться, но она упорно избегала встречи с его взглядом. — Конечно же, ну конечно… Простите, что я вас так задержала… Извините, что притащила в такую даль, но, собственно, вы могли в любой момент. Когда бы вам ни вздумалось сказать мне об этом, я бы не имела ничего против… — Зачем она все это говорила? Она понимала, что весь этот лихорадочный треп производит весьма странное впечатление. Она проглотила слюну и замолчала.

— Простите… — Он взял ее за подбородок и легонечко прикоснулся к распухшим от обиды, влажным и жарким губам Леночки.

Он вышел, Леночка встала, встряхнула волосами и подошла к зеркалу. Она увидела свое лицо, унылый взгляд, поджатые губы, дергающуюся щеку и горестную складку между бровей.

«Зачем он тебе? — Леночка прикоснулась пальчиком к узкому подбородку, отражавшемуся в зеркале, и пожала плечами. — Зачем? — вдруг уткнулась в ладони и, чувствуя, как они наполняются соленой горечью слез, зарыдала. — Я не смогу без него жить, не смогу. Это невыносимо!»

Весь остаток ночи она смотрела в потолок и слушала, как сумасшедше бьется ее сердце, то замирая от мучительной слабости, то падая куда-то, то взлетая испуганной птицей. И никогда, нигде, никого не было несчастней ее.

* * *

— Нет, ты только подумай, а? Ты подумай! Я звоню в десять, дай, думаю, узнаю, как там Русланчик: ее нет. Ее — нет! Ну ладно, десять, это еще не время. Включил компьютер, играю в шахматы. Часы пролетели — и не заметил. Звоню в два. Ее снова нет! — Соловьев вошел в Леночкин кабинет, положил на стол пленки с записями и устало опустился на стул. — Звоню, как ты думаешь, во сколько? В полпятого утра. Спать же не мог! Всю ночь не мог спать. Посмотри на меня, я же осел! — Он вдруг вскочил, сделал жест руками, из которого можно было понять, что он выпрямляет опавшие за бессонную ночь ослиные уши, и лицо его налилось краской негодования. — Она в шесть как ни в чем не бывало: «Привет, дорогой, как ты там без меня?» — Соловьев голосом изобразил раскаявшуюся невинность и снова вспыхнул. — Знает же, что сегодня банкет вечером. Ну уж не-ет! Пусть ходит на банкеты с тем, у кого ночевала. Мириться вздумала. И ты подумай! Ты только подумай, в другое время я бы развесил свои ослиные уши и… Пойдешь со мной на банкет?

Леночка подняла на Владимира Кирилловича затуманенный бессонницей взгляд и машинально переспросила:

— На банкет?

— Ну да, — согласился Соловев. — У меня друг шьет шубы. Первоклассные, надо заметить, шубы. У него по всей России свои салоны. А ровно три года назад открылся первый салон в Италии. Не Бог весть какая страна, эта Италия, но салон у него на уровне. В общем, нынче трехлетний юбилей, а по этому поводу банкет. Он пригласил меня с женой, и она об этом знала. Я уже пять дней на папках дрыхну, и если бы вчера не решился позвонить ей… Ну, ты только вообрази себе, я бы визжал от восторга, радуясь, что она наконец-то решила мириться. Нет уж… Так идешь со мной на банкет?

Леночка поморгала воспаленными веками. Что она там будет делать не выспавшаяся, без приличного вечернего платья, среди незнакомых ей людей.

— Слушай, а один ты не можешь туда сходить?

— Могу, конечно, — погрустнев, ответил Соловьев и вытянул по-верблюжьи шею. Леночке и правда шея показалась верблюжьей. Даже лицо Соловьева стало смахиваться не на ослиную морду, а на верблюжью. Она вздохнула, ей стало жаль своего коллегу.

— Ну, а в чем тогда дело?

— В чем? Да ни в чем! — Он почесал в затылке. — Я ее, стерву, проучить хочу! — вдруг Соловьев поднял свои ясные очи на Леночку. — Если у нее ко мне хоть какое-то чувство осталось, так пусть узнает, как это неприятно…

Соловьев заволновался, заходил по кабинету, ломая пальцы, вытягивая их из суставов, будто хотел лишиться их и остаться беспалым. Леночка улыбнулась. «Ведь к сорока уже, — подумала она, — а как мальчишка».

— Ну ладно, не пойдешь, так и я никуда не пойлу. Буду снова здесь на папках… — Он поморщился, задрал голову и заложил руки за спину. Как арестант на прогулке. Леночка совершенно позабыла о своих неурядицах. Ей стало жалко Володю, она подошла к нему, похлопала его по плечу и улыбнулась.

— Ну ладно. Допустим, ты меня уломал, и я согласилась… Но в качестве кого? Жены? Так ее ведь все знают. Любовницы? Так ты будешь стыдиться, посмотри мне в глаза. Я не выспалась, так же, как и ты, целую ночь глаз не сомкнула. У меня нет приличного платья и найти его быстро невозможно. Негде. Никакое ателье с такой срочностью не изготавливает заказы… Вовочка, я не знаю, как держаться в приличном обществе, не знаю, о чем говорить, какими приборами пользоваться, что и с чем пить…

Соловьев удивленно поднял брови.

— И это все твои причины? Нет, ты не обманываешь? Может, ты боишься, что прознает твой мальчик и, устроит тебе сцену ревности?

— Да что вы все на этом мальчике помешались?! — не выдержала Леночка. — Он вовсе не мой, если ты упираешь на это слово. И именно потому, что он — мальчик! Не люблю я мальчиков, Господи! Дело не в этом. Все причины, по которым я не могу принять предложение пойти с тобой на вечеринку, уже мною высказаны, и никакие мальчики тут ни при чем.

— Отлично! — глаза Соловьева сверкнули, он прищелкнул пальцами и чуть не подпрыгнул на месте. — Я берусь их устранить. Теперь слушай сюда, — громко хохотнул он. — Первое, это твой недосып. — Соловьев лукаво взглянул на Леночку. — Понятно, дело молодое. Но это не мое, так сказать, дело. Сейчас я попрошу Каратаева выделить тебя мне в помощницы. Мало ли куда нужно съездить. Курьера у нас нет, а ты самая молодая, так что просьба вполне оправдана. Ты едешь по моему поручению… спать! Таблеточка снотворного — и пять часов сна гарантировано. К вечеру чашечку кофе и ты — огурчик. Далее, — он перехватил Леночкин смешливый взгляд: ну-ну, мол, давай, фантазируй, — далее ты идешь спать, а я еду к Ивашкину. Из реквизита ты получаешь платье. У них в спектакле… Собственно, какое это имеет значение? Ты ведь знаешь Ивашкина?