Шатер из поцелуев - Светлана Лубенец Страница 44

– Ты моя… Ты моя жена… А Митенька мой сын… И никакой Николаев ничего не сможет с нами сделать, если ты любишь меня…

– Ва-а-ася-а-а… – Ольга развернулась, и губы их опять встретились.

Ольга обняла мужа за шею, и они забыли не только о Николаеве, но даже и о Митеньке.

– Я так и знала, что все будет в порядке! – радостно прокричала в трубку Валентина. – Можешь спросить у Андрюшки! Я ему сразу так и сказала: «Вот увидишь, Фадеевы на нашей свадьбе помирятся!» Он, конечно, говорил: «Сомнева-а-аюсь я…», но я-то знала, что так оно и будет! Оль! Ну… расскажи, как там у вас все это получилось! Васька первым не выдержал, да? Или ты?

– Да мы оба, Валь… – отозвалась смущенная Ольга.

– Эх! Была картина маслом! Жаль, я ее не видела!

– Я думаю, что у тебя вполне хватит воображения ее представить.

– Оно конечно, но вживую бы лучше! – расхохоталась Валентина, а потом вдруг резко прекратила смеяться и спросила: – Слушай, а что с Николаевым? Больше не объявлялся?

– Нет, как сквозь землю провалился…

– Ну и хорошо!

– Не знаю. Напоминает затишье перед бурей. И потом…

– Что?

– Понимаешь, Вика все звонит и по-прежнему приглашает к ним в гости встречать Новый год.

– Значит, он ей так ничего и не сказал, – поняла Валентина.

– Получается, что не сказал, – согласилась Ольга.

– Ну а ты что думаешь? Про Новый год-то?

– А что я? Отнекиваюсь, как могу. Митенькой прикрываюсь, но ты же видела Вику: она обожает детей. Еще я говорила о том, что вы с Андреем не можете к ним прийти, потому что у вас медовый месяц и вы… ты уж прости, что приврала… и вы уезжаете…

– А она?

– А она говорит, чтобы мы с Васей и с Митенькой приходили.

– Да-а-а… пробле-е-емка… – протянула Валентина. – И что будешь делать?

– Не знаю пока, – мрачно отозвалась Ольга.

– А что Фадеев говорит?

– Предлагает с ней объясниться.

– С ума сошел!

– Вот и я не соглашаюсь. В общем, Валя, живем, как на вулкане. Ждем, когда начнется извержение.

29 декабря у Митеньки поднялась температура. Ольге казалось, что это она накликала на сына болезнь, поскольку очень старательно выискивала предлог, чтобы не пойти к Вике и Сергею встречать Новый год. Примчавшаяся на вызов Виктория Романовна поставила мальчику нестрашный диагноз ОРВИ, но огорчилась, что срывается их общий праздник.

– А я так хотела перед вами похвастаться своими кулинарными способностями, – сказала она. – Хотела курник испечь и кулебяку по всем правилам. Мама у меня этими пирогами славилась. Сережа очень любит…

– Ну ничего, Вика, – как могла успокаивала ее Ольга. – Не последний день живем! Все еще у нас будет!

По лицу Виктории Романовны было видно, что ей хотелось бы, чтобы Фадеевы пригласили их с мужем к себе, раз уж больного мальчика нельзя тащить в гости. Ольге было очень жаль жену Николаева, но пригласить их к себе она не могла.

Тридцатого Митеньке было уже лучше, но Ольга отказалась встречать Новый год даже с Валентиной и Андреем.

– Ладно, сидите дома одни, – смеясь, согласилась Валька. – Понимаю, что у вас медовый месяц – почище нашего! Смотрите, Новый год не прообнимайтесь!

– Ничего в этом плохого не вижу! – рассмеялась в ответ и Ольга. – Новый год как встретишь, так и проведешь! Мы ведь и поженились после новогодней ночи! Ты же знаешь!

– Тогда, пожалуй, есть смысл и нам последовать вашему примеру!

– Точно, Валентина! Хоть мы с тобой обе уже замужем, хуже от этого не будет!

– Ага! Только лучше!

Лучше супругам Фадеевым не стало. Им стало хуже.

Когда до Нового года оставался час, в их дверь позвонили.

– Дед Мороз, не иначе! – рассмеялся Вася и пошел открывать.

– А может быть, Снегурочка! – весело крикнула ему вслед Ольга, хотя подозревала, что принесли телеграмму от мамы, которая платила большие деньги, чтобы дочь и зятя поздравили перед самым Новым годом.

Вместо Деда Мороза со Снегурочкой в комнату влетела Вика в расстегнутом пальто, со спустившимся с головы пуховым платком и с синевато-белым лицом, которое казалось мертвенным даже на фоне белого пуха.

– Оля! – прохрипела она, тяжело опершись на спинку стула. – Почему ты мне не сказала?

– Что… не сказала? – тихим голосом спросила Ольга, которая не знала, в какой мере Николаев ее просветил.

– Что ты с Сергеем… что у тебя с ним…

– У меня ничего нет с Сергеем! – четко произнесла Ольга.

Вика с ужасом посмотрела на Васю и сказала:

– Значит, твой муж не в курсе…

– Я в курсе всей Олиной жизни, Виктория Романовна, – отозвался Фадеев. – А вы… разденьтесь… Давайте-ка пальто…

Он стащил с плеч поникшей женщины пальто и усадил на стул. На жене Николаева было надето нарядное платье из золотистой парчи, в котором она, видимо, собиралась встречать Новый год. На шее медово поблескивало оригинальное янтарное ожерелье с кручеными металлическими подвесками, с ушей до самых плеч спускались массивные серьги, составляющие с ожерельем единый комплект. Ольга опустила глаза вниз и ужаснулась. На Викиных ногах были открытые модельные туфельки на шпильках, с которых на пол стекали ручейки растаявшего снега. Видно было, что колготки мокры чуть ли не по колена.

– Вася! Тащи таз с горячей водой! – крикнула Ольга, показав мужу на ноги Вики.

Вася бросился в ванную.

Виктория Романовна наотрез отказалась погреть ноги. Уговорить ее так и не удалось. Казалось, она вообще плоховато понимала, что прибежала к Фадеевым чуть ли не босиком по декабрьскому снегу в двадцатиградусный мороз.

– Значит, ты и есть та самая женщина, от которой Сергей пришел ко мне в ту новогоднюю ночь, – сказала Вика, пристально разглядывая Ольгу, будто видела ее впервые. – Как же я до сих пор не поняла этого? Удивительно… Все же так очевидно… Он так странно смотрел на тебя в день рождения Василия… а я даже и подумать не могла…

Ольга промолчала, но жене Николаева не нужно было ее подтверждение. Ей явно хотелось выговориться. Она жалко улыбнулась и продолжила:

– Представляешь, Оля, я влюбилась в него, как только увидела! Он же очень красивый, Сережа… Да вы же его знаете… Он сразу напомнил мне отца: такой же худощавый, с таким же… ну как сказать… с аскетическим, что ли, лицом… Мы отца видели очень редко. Он был военным, ездил по стране, а мы с ним не могли, потому что моя младшая сестричка, Танечка… она была очень больна… полиомиелит… в ужасной форме… она не ходила… все суставы, как… в общем, нельзя ее было возить… Я, наверно, потому и врачом стала, что за Танечкой все время ухаживала… И все же мы с мамой не уберегли ее…