Война чувств - Наташа Колесникова Страница 44

— Все нормально, все, — пробормотал Епифанов, протискиваясь в квартиру.

— Господи! Что с тобой, Жора? — воскликнула Лера.

— Ничего со мной…

— Ты где был?

— Был на дне рождения… на дне ро… ро… у Алеся. Там и был.

Епифанов снял пальто, бросил на пол. Потом сел рядом с ним, принялся стаскивать ботинки. Шнурки развязать было сложно, проще стащить ботинки с завязанными шнурками. Не сразу, но и это получилось.

— Ты опять напился?! — крикнула Лера. — Сколько это может продолжаться, Жора? Ты в кабаке был? Там подрался?!

— Я был не там… где ты…

Епифанов поднялся, держась руками за стенку, шагнул вперед, увидел перед собой другую стенку. Ну прямо наваждение какое-то! Что ж они все так и лезут ему под ноги… и под руки тоже? Лера хотела отвести его в спальню, взяла под руку, но он оттолкнул ее:

— Не надо!

— Жора! Что ты вытворяешь?! — в отчаянии воскликнула Лера. — Чего ты хочешь?

— Я не вытворяю… Это ты… но — все, понятно? Иди, куда тебе надо… туда, сюда… не возражаю. Таких жен… на Тверской навалом, но мне это не надо.

Держась за стену, он все-таки добрался до своего кабинета, упал на диван. Ох, как хорошо-то стало! Ни тебе кустов, ни чужих машин, ни прыгающих стен перед глазами. Только жена стоит рядом… Чего стоит?

— Жора, я хотела поговорить с тобой, хотела рассказать тебе… — всхлипывая, сказала Лера.

— Не надо, — пробормотал Епифанов. — Расскажи себе.

— Тогда объясни в конце концов, что это значит? Ты каждый день напиваешься, как… не знаю кто!

Она схватила его за плечо, тряхнула.

— Отстань! — возмутился Епифанов. — Я напиваюсь не как… кто. А как человек, у которого жена шлюха. Все.

— Это я шлюха?

— Нет, это я… Иди отсюда, не мешай мне спать. Я тебя в Оренбург твой… нет. Все оставлю, живи… Только не попадайся… на глаза, ладно? Уже сейчас… прошу тебя.

— Идиот! Скотина! Что ты мелешь?!

— То и… мелю.

Лера замерла у дивана, закрыв лицо ладонями. А Епифанов повернулся на бок и сладко засопел. Будить его было бессмысленно, что-то объяснять, доказывать — тем более. Страшно, страшно, страшно. Что же делать? Какой-то выход из этой дурацкой ситуации должен быть? Или нет? Он уже все решил для себя, и никакие доводы, никакие рассказы ему не нужны? Боже, какой кошмар! Была бы рядом Людка — глаза бы ей выцарапала, гадине! Привязалась со своим дебильным Стасом!

Опустив руки и всхлипывая, Лера пошла на кухню. Накапала в стакан с водой валокордина, выпила. Села на стул.

Она не просто любила мужа, дочку, свекровь со свекром, она хотела, чтобы здесь у нее была большая, дружная семья, чтобы все жили вместе и ужинали за большим столом. Жорка обещал — как только заработают новые производства, пойдет стабильная прибыль — купит большую квартиру, где будут жить и родители, не говоря уже об Анфиске. Как она мечтала об этом! Ждала… Все вместе, в огромной квартире, вроде той, какая у Людки, она со свекровью будет готовить, Петр Иванович станет водить Анфиску в садик и на разные кружки, а Жорка — хозяин и кормилец. Если у него возникнут проблемы, они все вместе переживут это, помогут ему встать на ноги снова. Из Оренбурга будут приезжать в гости отец и мать, у них будет своя комната, могут гостить сколько хотят…

И что же, она сама все это и разрушила? Развалила как последняя дура? Хотела помочь подруге, но… Разве можно помогать творить грех? За то и наказана…

Лера зашла в ванную, умылась, потом заглянула в кабинет — муж храпел на диване в костюме и носках. Достала одеяло, укрыла его и пошла в спальню.

Она слишком хорошо знала характер мужа: он был максималистом, готовым отдать последнее ради своей семьи. Да так оно и было, последнее, правда, не отдавал, не было необходимости, но все желания ее и Анфиски исполнялись в первую очередь. Но если решит, что его предали, — никогда не простит.

Он уже решил, что его предали? Ох, Господи, хоть бы поговорить с ним, нормальным, трезвым, пока не поздно… Или уже поздно?

Дома, в кабинете, на диване. Уже хорошо. А где машина? Оставил у подъезда Алеся, правильно сделал. Если бы стал перегонять ее к своему подъезду, немало других машин помял бы. Наверное, стоит, во всяком случае, можно надеяться на это. На электронных часах — восемь утра. А пришел домой что-то около полуночи. Восемь часов сна — нормально. Правда, выпили вчера многовато, а он еще и перенервничал после нападения, но… сейчас чувствовал себя нормально. Сало — великая вещь, если им закусывать даже горилку. А ведь вкусное было, тем более с картошкой, пока та горячая… Хорошо!

Епифанов вскочил с дивана, резкими движениями размял затекшие мышцы, охнул, почувствовав боль в ребрах. Ну да, ссадины подсохли, бинты прилипли… осторожнее нужно двигаться. А вот голова не болела! Что значит качественная горилка, и водка, и закуска!

Одеяло… Не помнил, чтобы доставал одеяло и укрывался, хотя, может, и доставал. Не важно. Костюм нужно сдать в химчистку, а рубашку выбросить.

В ванной он включил душ, сперва горячий, встал под него, не снимая бинтов, а когда они размякли, снял. И включил холодную воду. Потом снова горячую, снова холодную. 'эх, замечательно — принимать контрастный душ с похмелья! Ободряет и вылечивает не хуже рассола. Когда похмелья как такового особо не чувствуется.

Потом, укутавшись в длинный махровый халат, он пошел на кухню, залепил ссадины бактерицидным лейкопластырем, включил кофеварку. Пара чашек горячего кофе — то, что нужно для нормального самочувствия. А на завтрак можно заварить овсяные хлопья с малиной.

Внешний вид, правда, не того… На кухне тоже было зеркало в бронзовой оправе. Епифанов внимательно осмотрел свое отражение — губа распухла, два синяка на скуле… Придется темные очки надеть. А губа… тут ничего не поделаешь, как-то объяснит сотрудникам, что… подрался с грабителями. Ирина Матвеевна, конечно, не поверит, всполошится, скажет, что предупреждала…

Он съел миску разбухших хлопьев с малиной, выпил две чашки крепкого кофе и почувствовал себя готовым к тому, чтобы руководить двумя магазинами в Текстильщиках. На цыпочках прошел в спальню, достал из гардероба другой костюм, рубашку, галстук, чистое белье. Посмотрел на жену — она спала, дышала нервно, а лицо было бледным. Видно, переживает за то, что было позавчера, ну и зря. Предавший единожды — предаст и второй раз, это все знают, так что ж тут переживать? Ты сама выбрала этот путь, ну и шагай по нему!

Однако в кабинете, одеваясь, он почувствовал что-то вроде стыда. Ведь не уверен был, что жена изменила, косвенные улики не считаются в таких сложных вопросах. Нужно было хотя бы поговорить с ней… Вечером вернется и поговорит. Кажется, она встречала его ночью у двери… А что он сказал? Если б еще и это помнить!

Пальто было тоже грязным, Епифанов надел другое, точно такое же. Он обожал черные пальто, Лера знала это и подарила ему на дни рождения еще два.