Избранница герцога - Элоиза Джеймс Страница 44

— Меня тоже мало что шокирует или пугает, — сказала Лизетт. — Разве что собаки. Но только злые, дикие собаки... — Она выразительно посмотрела на Элинор.

— О, только не начинай снова про этого щенка, — с досадой отмахнулась от нее леди Маргерит. — Послушайте лучше, что я вам еще расскажу. С вдовствующей особой леди Фабер произошел престранный случай. — Она помолчала.

— Рассказывай! — хлопнула в ладоши Лизетт.

— Она увидела объявление в «Лондон газетт» о депиляции.

— О, это наверняка очень печальная история, — заметил Вильерс. — Мне знакомо несколько таких.

— Что такое депиляция? — спросила Лизетт.

— Средство для удаления волос в ненужных местах, — ответила леди Маргерит. — Так вот, леди Фабер купила одно такое и натерлась им вокруг своего рта, а потом ходила несколько дней с голубыми полосками.

Лизетт рассмеялась.

— А теперь вы услышите совсем не смешное, — предупредила леди Маргерит. — Вы, может быть, уже слышали о герцогине Эстли? Да, спасибо, Поппер, еще немножко вот этой вкуснятины. Тушеная морковь, как никогда, удалась вам сегодня.

Вильерс скосил глаза в сторону Элинор.

— Так что же все-таки случилось с леди Эстли? — заинтересовался он.

— Надеюсь, что присутствующие здесь не были с ней слишком близки... — сказала леди Маргерит. — Да, Поппер, можно подавать следующее блюдо.

— Но что же все-таки случилось с герцогиней? — не унимался Вильерс.

— Что с вами, Леопольд? — приподняла бровь Лизетт. — Может быть, вы близко ее знали?

— Ого! — отметила леди Маргерит. — Вы уже настолько накоротке? Тебе, Лизетт, это вовсе не подобает. Ты ведь уже помолвлена.

Вильерс удивленно моргнул, заставив Элинор почувствовать смутное удовлетворение. Хотя это препятствие не смогло бы отпугнуть Вильерса, если бы он точно решил остановить на ней свой выбор.

Лизетт лениво улыбнулась:

— Леопольд мой добрый друг. И поскольку мой жених уже шесть лет не появляется в Англии, я вправе считать себя свободной.

— Так что же случилось с Адой? — спросила Элинор.

— Я весьма сожалею, если она была вашей подругой... — начала леди Маргерит. — Ах, какой у нас сегодня день? Кажется, это случилось в прошлую пятницу. Наверное, ее уже успели предать земле, бедняжку. Я едва знаю ее, но все говорят, что она была очень доброй. Ведь она совсем молодая!

— Она была доброй, — растерянно произнесла Элинор, — и она постоянно хворала.

«Как страшно, что это случилось, — думала она про себя. — Но я ведь никогда не желала ее смерти... никогда».

— Герцог Эстли был на благотворительном балу у четы Бомон, когда это случилось, — продолжила леди Маргерит. — Знаете, тот бал в пользу реставрации римских бань. Ада почти не страдала, кашлянула раз или два. Доктора считают, что мог лопнуть какой-то важный сосуд.

Элинор ощутила приступ тошноты от того, что узнала о смерти Ады между подачей блюд, похвалой тушеной моркови и сплетнями о депиляции леди Фабер. Ей была неприятна эта безвкусная светская болтовня леди Маргерит.

— Леди Элинор чувствует себя не вполне хорошо, — сказал Вильерс, внимательно посмотрев на нее.

Его слова еле доходили до нее, словно откуда-то издалека, из-под толщи воды. Она была близка к обмороку и судорожно вцепилась пальцами в край стола.

— О, — вскричала леди Маргерит, — я была обязана знать, что все герцогские семейства связаны между собой, а молодые леди могут оказаться подругами... Поппер, Поппер, прикажи лакею...

— Я сам провожу ее наверх, — вызвался Вильерс.

Элинор встала, пошатываясь.

— Я доберусь сама, — сказала она. — Справлюсь как-нибудь...

— Умоляю, прости меня! — крикнула ей вслед леди Маргерит.

Сердце Элинор билось так, словно она сама была виновна в смерти Ады.

— Не упрямьтесь, — сказал ей Вильерс, — это наконец глупо. Я обязан подстраховать вас на этой лестнице.

Оказавшись на верхней площадке, она сказала:

— Я никогда не желала ей зла. Но я... я желала оказаться на ее месте.

— Благодарите Бога, что сейчас вы на своем месте, а не в ее холодной могиле, — ответил Вильерс.

Элинор представила себе Гидеона стоящим над могилой Ады с цветами и венками и, чтобы не упасть, схватилась за перила.

Вильерс подхватил ее на руки и отнес в спальню. Странно, но ему показалось, что она весит не больше одной из его дочерей.

— Вы не должны быть здесь, — простонала Элинор.

— Будьте спокойны, я понимаю ваши чувства, — ответил он.

Она вспоминала лицо Ады, ее спокойствие, улыбку и хрупкую красоту. Вспомнила, как та показывала ей новый рисунок вышивки, который придумала сама. Слезы полились из глаз Элинор.

Вилла приоткрыла дверь, но, заметив Вильерса, мгновенно исчезла. Опустившись в кресло, он прижал ее голову к своему плечу, и она всхлипывала, как ребенок. Он молча вручил ей белый платок.

— Я выгляжу ужасно, — сказала Элинор спустя какое-то время и выпрямилась.

— Дайте мне полюбоваться,— сказал Вильерс. — С этими черными полосками на щеках вы похожи на сестрицу зебры.

Она принялась вытирать лицо платком.

— Я должен вернуться к ужину, — сказал он, продолжая оставаться на месте, и внимательно глядя на нее.

— У Тобиаса ваши глаза, вам это известно? — спросила она.

— Лишь бы не мой ужасный нос, — сказал Вильерс, приблизив к ней лицо. — У меня он широкий и толстый, совсем плебейский, а у вас — патрицианский, узкий и прямой.

— Он вовсе не толстый, — сказала Элинор, — просто короткий и широкий.

— Похож на нос старого крестьянского башмака, — усмехнулся он.

— На разбитое седло заезженного коня, — сказала она.

— Правда, это смешно? Я смешон, Элинор? — засмеялся он, пытаясь развеселить ее.

— Ах, Вильерс, мне очень плохо оттого, что она умерла, — произнесла Элинор, — вы верите мне?

— Вы здесь ни при чем. Фальшивое смирение — один из семи смертных грехов,— заметил Вильерс.

Он вдруг сорвал с ее губ легкий поцелуй как напоминание об их взаимной страсти. Если бы не отчаяние, овладевшее ею, она ответила бы ему.

— Вы не должны этого делать сейчас, сразу после похорон Ады, — сказала она. — Я, наверное, была несправедлива к ней, пока она была жива. Я не желала замечать то лучшее, что в ней было. Я была слепа и глуха к ней. А она была ко мне всегда добра.

— Ее доброта не позволит ей сердиться на меня на том свете за эти мои поцелуи.

— Это будет неуважением к ней, — сказала Элинор. — Мы должны соблюдать приличия.