Тихоня для шалопая - Екатерина Котлярова Страница 44

Соня                                                                                                          

Не замечаю, как мы оказываемся в женском туалете. Артём останавливается возле раковин и поворачивается ко мне. Рассматривает уродливые красные пятна от гранатового сока на перламутровом платье.

— Снимай платье, — командует он, стягивая с широких плеч пиджак и перекидывая его через плечо.

— Что? — я отступаю назад, пальцами вцепляясь в юбку платья, будто Артём собрался раздевать меня насильно.

— Наденешь мой пиджак, — закатывает рукава белоснежной рубашки и двигается в мою сторону.

На миг мой взгляд останавливается на сильных жилистых предплечьях. Белая рубашка настолько шикарно сидит на Тёме, что я не могу отвести взгляд. Широкие плечи, развитая грудная клетка, плоский живот и стройные длинные ноги. И в груди всё начинает щекотать. Пузыриться, будто газики в бутылке с газированной водой, которую хорошо взболтали, и они вырвутся наружу, стоит открыть крышку. Так и в моей душе, в груди что-то бурлит, поднимается к горлу, грозится вырваться наружу.

— Я не могу. Он слишком короткий, — я чувствую себя загнанной в ловушку, когда ловлю взгляд тёплых карих глаз.

Удивительно, но во взгляде Артёма я вижу только нежность. Безграничную нежность, которая как прохладная морская вода, влечёт меня на свою глубину в жаркий день. Ступает мягко, как тигр на охоте, будто продумывая каждый шаг, чтобы меня не спугнуть, и приближается медленно.

— Поверь, Бэмби, он будет чуть выше колена, — зачарованная его голосом и взглядом, даже не заметила, как он оказался настолько близко.

Моя голова запрокинута назад, чтобы видеть карие глаза. И парень пользуется этим. Пальцами проводит по шее. А потом и носом повторяет путь пальцев, шумно втягивая запах моей кожи.

— Тёма, — шепчу слабо.

Колени подгибаются, когда губы парня прижимаются к бешено бьющейся жилке на шее. А потом жадный рот втягивает кожу, оставляя влажный пылающий след.

— Бэмби… моя Соня, — непонятный полурык, полустон.

Пылающим лбом начинает потираться о моё плечо, целуя открытые участки кожи. Плечи, ключицы, шею. Я послушно откидываю голову назад. Предоставляю жадным ненасытным губам больше доступа. Сама привстаю на носочки, чтобы быть ближе. Ещё ближе к нему. Раствориться в нём. Врасти с корнями.

Руками скольжу по спине, по сильным плечам, напряженной шее. Притягиваю его ближе. Ещё ближе. И сама, не выдержав, поворачиваю голову чуть в сторону и начинаю лихорадочно покрывать поцелуями скулу Артёма.

— Темочка… любимый мой, — ладошками обхватила его щёки и заглянула в подернутые дымкой глаза.

— Скажи ещё, — просит сорванным шёпотом, отстраняясь и лихорадочно блестящими глазами, смотря в мои.

— Любимый, — ласково улыбаюсь, шепча будто в полубреду.

— Ещё, — просит одними губами.

— Самый любимый, самый лучший, самый-самый… — глажу затылок, целуя закрытые веки, по-девчачьи загнутые кверху ресницы, ровный нос и наконец-то приоткрытые, жадно ловящие воздух, сухие губы. Прижимаюсь и выдыхаю очередное признание вместе с воздухом в его рот:

— Люблю.

Тёма хватает меня под попу двумя руками. Вздергивает вверх, чтобы лица оказались на одном уровне, впечатывает в свою грудь, где колотится сердце, целует жадно, ненасытно. Шепчет что-то неразборчиво в губы.

А я сознание готова потерять от накрывшего меня с головой восторга. Он рядом. Вжимает в себя. Целует жадно. Не даёт ни единого шанса отстраниться. Разорвать поцелуй. И только когда голова кружится от нехватки кислорода, отстраняется немного. И жадно шарит глазами по лицу. Ставит на ноги. Рукой скользит по волосам, по шее и на спину, цепляя замочек на платье и тяня его вниз.

Холодный воздух касается спины.

— Тёма, — протестующий писк, но он меня не слушает. Снова поцелуем глушит любые возражения, расстегивая платье и с легкостью сдергивая его с плеч.

Стыдливо начинаю прикрываться руками. Прохладная ткань пиджака приятной тяжестью опускается на плечи, закрывая оголенные участки кожи. Опускаю взгляд вниз и вижу, что пиджак Артёма скрывает моё тело практически до колен.

— Я же говорил, что всё прикроет. Ты ведь маленькая… у меня, — последнее слово сказано так тихо, что мне кажется, что это игра моего воображения. — Снимай платье, если не хочешь заболеть снова после ангины.

Отворачиваюсь к нему спиной и быстро скидываю платье на пол к своим ногам, тут же застегивая пуговицы пиджака дрожащими пальцами. Декольте получается слишком глубоким, и я закрываю его ладошками. Поворачиваться к Артёму стесняюсь. Слишком откровенный наряд. Тёма подходит сзади, как тогда в зале, кладёт руки на запястья, подкатывая длинные рукава. Носом вжимается в затылок, целует волосы. Губами оттягивает пряди. А у меня от переизбытка эмоций кружится голова.

Чувствую, что парень отстранился, а затем слышу, как поворачивается кран. Оборачиваюсь. Артём берёт в руки кусок мыла и с осторожностью застирывает пятно.

— Давай я сама, — пытаюсь протестовать, подходя ближе.

— Нет. Вода холодная, — обрубает.

Отхожу к окну, не имея больше сил протестовать. Складываю руки на груди, скрывая край выглядывающего нижнего белья, и наблюдаю за парнем.

— Ты невероятный, — думаю я, но судя по тому, как дёргается Тёма, я произнесла это вслух.

Поворачивает голову и смотрит на меня. Улыбается уголком губ и отрицательно машет головой. Глупый мой. Я же лучше знаю. Для меня ты самый лучший.

Артём выключает воду и, отжав мокрую ткань, подносит её к сушилке для рук. Раздаётся громкий шум.

— Вроде высохло, — говорит через десять минут, поднося ткань к губам. — Можешь переодеваться обратно.

— Спасибо, — робею, забирая своё платье из его рук и сбегая от пронзительного взгляда в кабинку.

Переодеваюсь быстро и выхожу, ладошками разглаживая юбку платья.

— Спасибо тебе большое, — я чуть ли не шаркаю ножкой, чувствуя дикую неловкость, протягивая ему пиджак.

Но вместо того, чтобы забрать вещь из моих рук, Артём дёргает меня на себя, приподнимает за бёдра и усаживает меня на подоконник, устроившись между моих ножек.

— Повтори ещё раз, Бэмби, — шепчет, смотря на мои губы.

— Тёма… я… зачем всё это? — я теряюсь.

— Прошу, — просит болезненно. Будто мои слова для него панацея.

— Любимый, — обхватываю его лицо ладошками, смотря неотрывно в карие омуты и разглаживая пальцами болезненные складки на лбу. — Самый лучший. Самый невероятный. Самый-самый, — он смотрит на мои губы, не отрываясь. Будто боится пропустить хоть одно слово.