Только герцогу это под силу - Сабрина Джеффрис Страница 44

Он знал о влаге, о жаре? Конечно, знал. Не важно, что он там говорил о своем воздержании, у него в жизни, вероятно, было много женщин. Иначе бы он не знал, как делать это так… очень… о, небеса помогите ей. К чему он прикасался, вызывая в ней чувство…

Стон сорвался с губ Луизы. Она неудержимо выгнулась в руках Саймона, страстно желая ещё. Он пылкими поцелуями прошёл вниз по её шее, и она повернула голову, чтобы встретить его губы.

Когда девушка увидела себя в зеркале: его искусные руки всюду на ней, и его рот терзающий её шею — картина, которую они являли собой, еще больше возбудила её… пока она не осознала, как бы отреагировал на увиденное посторонний.

— Саймон, если слуги… все же…отопрут дверь…

— Они найдут тебя в модном дезабилье в кровати, ожидающую доктора, — застав Луизу врасплох, он поднял её на руки. — Ведь именно там ты и будешь.

Ахнув, она обхватила его шею руками. В его логике был какой-то изъян, но Луиза не могла его разгадать, когда он с таким волнующим намерением разглядывал её тело.

В сорочке её вряд ли можно было назвать голой, но и её было мало, чтобы в этом виде представать перед мужчиной — такое с Луизой случилось впервые. И Саймон, казалось, видел сквозь сорочку, укладывая её на кровати, так как навис над ней и глаза его потемнели до той глубокой лазурной синевы, от которой по её спине всегда пробегала беспорядочная дрожь.

Когда он резким движением пальцев развязал завязки сорочки, затем потянул ворот вниз, обнажая её груди, лицо девушки загорелось, но бесстыдные, совершенно непокорные соски превратились в напряжённые вершинки под его откровенным взглядом.

— Знаешь ли ты, как часто я тебя так представлял? — скрипуче произнёс Саймон, плавно опускаясь рядом с ней на кровать. — Сколько я вынес душных ночей в Калькутте, воображая тебя голой, подо мной? Гадая, так ли полны твои груди, как выглядят? — он ласкал их, дразнил. — Желая знать, стали бы твои соски маленькими пухленькими вишенками или сочными тёмными терносливами [33], сладко сморщившимися от моего прикосновения? — он наклонился к её грудям. — Или попробовать их, вот так…

Его язык скользнул по соскам, и Луиза подавила стон. Слова Саймона соблазняли её совсем как его дьявольские ласки. Лишь один вид его золотистой головы у её груди вызывал в ней дрожь.

Эта сделка была ошибкой. Намного больше ошибки, и она бы молила его взять её, лишь только бы унять томление в груди и животе. Не упоминая о месте между ног, которое он теперь открывал, дюйм за дюймом подтягивая вверх её сорочку. Он даже поглаживал её там, его палец изводил то местечко, что страстно желало его…

Господи, она не могла ему позволить такое, иначе она погибнет. Саймон мог бы запросто уничтожить её, будь она полной дурой и скажи ему в приступе своей безрассудной страсти, что и она хочет его.

Но Луиза уже согласилась и позволила ему прикасаться к ней, пробовать на вкус, и не придерживайся она этого, он бы разрушил всё, ради чего она работала.

Пока женщина лежит и позволяет мужчине делать, что он хочет, он никогда не заметит разницы.

Да! Вот что ей надо — лежать и позволить ему делать так, как ему нравится. И не дать своим бесстыдным чувствам склонить себя к ответным действиям: гладить его волосы или тянуться к нему бёдрами, как делала это в данную минуту…

Она заставила себя опуститься обратно на кровать. Позволь ему только «делать свое дело». Потом это закончится и твоя добродетель не пострадает.

Саймон передвинулся, чтобы пососать другую грудь Луизы, а ей пришлось бороться с собой, чтобы не прижать его голову к груди. Вместо этого она схватила в гость покрывало и сжала его.

Думай о чем-то другом, а не его проклятом рте. Думай о Ньюгейте. Луиза уставилась на белый муслиновый полог кровати над ней. Белый. Да, думай о программе резьбы из белой древесины. О том, что будешь делать с деньгами.

Встречался ли Саймон с миссис Харрис снова? Надо бы поинтересоваться у него позже. Возможно…

— Что ты делаешь? — неожиданно спросил Саймон.

Она оторвала взгляд от полога и посмотрела туда, где он, с хмурым видом, навис над ней.

Виноватый румянец горел на её щеках.

— Я-я не понимаю о чём ты.

— Понимаешь. Несколько секунд назад ты была возбуждена, а теперь… — он многозначительно перевёл взгляд туда, где она, изо всех сил, сжимала покрывало. — Ты мне сопротивляешься.

— Может, я не такая страстная, как ты думал, — Луиза выдавила из себя холодную улыбку. — Или может, я просто не нахожу это таким захватывающим, как ты.

Лицо Саймона пылало яростью.

— А может, ты пытаешься по-быстрому, единственным известным тебе способом, положить конец нашей сделке.

Чума на его голову и на его необъяснимое умение читать её мысли.

— Весьма самонадеянно так на это смотреть. Ты допускаешь, что я…

— Я ничего не допускаю. Я знаю тебя — ты скорее умрешь, чем позволишь мне взять верх. Таким образом, ты срываешь наше соглашение.

С нарочитой дерзостью, Саймон наклонился, чтобы обвести языком вокруг её соска, и по её телу прошла восхитительная дрожь.

Луиза отчаянно сдерживалась.

— Ты сказал, что хочешь прикоснуться и насладиться мной; ты не говорил ничего о моей реакции. Или о таких же действиях тебе в ответ.

— О, но я достаточно самонадеян, чтобы всё это хотеть. Ну, что ж, давай — противься мне. Откинься назад, думай об Англии и держи руки при себе, — он обхватил зубами её сосок, будоража его чувственными касаниями языка. Затем он отпустил его, чтобы с мрачной яростью улыбнуться ей. — Но я от этого лишь буду более решителен и заставлю тебя в конце извиваться подо мной, прикасаться ко мне, вкушать меня и умолять доставить тебе удовольствие.

Ух, какое тщеславие! Как он посмел?

— Оставьте ваши неистовые речи для парламента, ваша светлость. Это единственное сражение, которое вам не выиграть с ними.

Как только колкость слетела с губ Луизы, она пожалела о ней. Теперь Саймон не успокоится, пока полностью не подчинит её себе.

— Ну и хорошо, я не собираюсь прибегать к речам, — произнёс он с грубой резкостью.

И битва продолжилась.

Она почти не могла дышать, когда он схватил край её сорочки, резко дёрнул вверх вдоль её тела и собрал в комок выше грудей. Теперь Луиза лежала перед ним вся напоказ, от груди до подвязок чуть ниже колен.

Жадный взгляд Саймона бродил бродил по её обнаженному телу. Затем, словно Веллингтон при Ватерлоо, он с безжалостной ловкостью набросился на неё, поцелуями обжигая её нагие груди и соски, омывая их горячей шершавостью своего языка, в то время как его рука смело исследовала область между ног.