Я выбираю... - Алиса Евстигнеева Страница 44

Первым почувствовал что-то неладное тесть. Недовольно сдвинул брови и прислушался к тому, что происходит за стеной. Тяжело встал и на негнущихся ногах отправился вслед за своей женой. Андрюха ради прикола решил спереть отцовскую рюмку, но наткнувшись на мой недовольный взгляд, быстренько ретировался из кухни. Юношеская энергия и любопытство так и лезли из него.

Мы с Дашей остались вдвоём. Я с силой сжал её руку, мне хотелось оградить её… оградить нас от всего этого. И самому стало смешно. Мы сами порождаем своих демонов, и чем больше смуты вызывает во мне Лиза, тем большей властью она обладает надо мной.

— Вань? — позвала меня жена, и я понял, что слишком сильно сжимаю её ладонь. Ослабил хватку и улыбнулся ей.

— Всё будет хорошо, — зачем-то пообещал я, хотя это больше относилось ко мне, чем к Даше. Её ещё не надо было успокаивать, а вот меня…

Даша словно почувствовала что-то, соскочила со стула и поспешила к родителям. Я остался сидеть на кухне один. До последнего хотелось, чтобы так оно и оставалось, но ведь это была трусость. Одним махом закинул в себя рюмку водки, на которую до этого покушался Андрей, и заставил себя идти на свою же собственную казнь.

Лиза стояла у входной двери. Как всегда холодная и спокойная, она даже улыбалась, что больше всего меня злило. Она ещё могла улыбаться, когда все остальные едва дышали.

Не знаю, что было хуже всего. Эта её улыбка или моя тупая предательская радость, вспыхнувшая в груди, от того что я наконец-то увидел её. Я ведь все эти годы как последний придурок переживал за неё, боялся как бы Москва не прошлась по ней катком, не оставив на поверхности не следа. С её-то везучестью и манерой лезть туда, куда не надо, с полным отсутствием инстинкта самосохранения. Но ей всё было нипочём.

Это мы поначалу все за неё переживали, изводя себя неясными тревогами за то, как там Лиза. Правда, со временем тревога немного притупилась, скрывшись где-то на задворках сознания. А Лизе было хорошо. Я видел это по её слегка загорелой коже, тонкой фигуре, дорогой одежде. Эти грёбанные маки словно жизнерадостно махали мне руками и кричали о том, что у них всё зашибись. Да, у Лизы точно всё было хорошо.

А потом она увидела меня. И это был сюрприз для неё. С неподдельным чувством злорадства я ощутил, как её задело моё присутствие здесь. Она всё так же улыбалась своими тонкими вытянутыми губами, которые ярким акцентом светились на её лице, но зрачки глаз расширились. Они стали неестественно тёмными, и я, наконец-то, ощутил её волнение.

Даша протянула мне руку, и я схватился за неё словно утопающий. Мне нужно было чувствовать её, знать, что я не один качусь в эту пустоту, вторая рука сама потянулась к талии жены. Лизе это не понравилось, она даже скривилась, отчего Даша напряглась, я почувствовал это своими ладонями.

Они обе всегда были очень эмоциональными. Вот только если Даша была такая во всём — в радости, горе, веселье или злости, Лиза умела показывать только своё раздражение. Когда-то мне это нравилось, нравилось понимать, что за всеми этими фразами и масками кроется что-то ранимое и нежное. Я был наивным и юным, мне казалось, что однажды я смогу её растопить, сделать так, чтобы она мне доверилась, чтобы у неё не было необходимости защищаться или прятаться от меня. Но не получилось, не вышло, не срослось. Она только в постели умела быть моей — горячей, податливой, страстной, нуждающейся во мне. А всё остальное время Лиза лишь позволяла мне любить её, из раза в раз отталкивая меня куда-то в сторону.

С ней всегда так было. Она стремилась к какой-то выдуманной свободе, не понимая, как её действия задевают или ранят других людей. Она была кошкой, которая предпочитала гулять сама по себе, и ведь искренне считала, что не делает ничего плохого. Но ведь так не бывает, наши жизни всегда переплетены с чужими. Самое страшное, что она ломала людей, совсем не осознавая этого, не замечая, как её действия сказываются на других.

Простил ли я её за то, что моя жизнь рухнула когда-то? Нет, не простил. Но я и не злился, по крайней мере на неё, мне хватало злости к самому себе, за то что внутри меня до сих пор всё переворачивалось только от одного её вида.

Каким-то неведомым путём мы оказались за столом. Молчали. Я видел как потряхивало тёщу, как паниковал тесть. Они до сих пор не знали, что делать с Лизой. Вроде как и отпустили её, давно смирившись с тем, что Лизу не удержать здесь, но я-то знал, что всё это время они надеялись, что однажды она возьмёт и снизойдёт до них. Потому что я сам надеялся на это. Нас трусило, а она как ни в чём не бывало что-то рассматривала в центре стола.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты надолго? — отважилась спросить Елена Константиновна. — В городе… Ты надолго приехала?

— Не знаю, как карты лягут, — безразличным тоном пояснила она.

И я почти скрипнул зубами. Неужели ей настолько всё равно на то, что происходит здесь. Было такое ощущение, что она заскочила к нам просто так, пробегая мимо по своим каким-то делам.

— И от чего зависят твои карты? — еле выдавил из себя тесть.

— От многого, — как нечто само собой разумеющееся пояснила Лиза. — Я по работе приехала, мы тут проект новый начинаем. Надо осмотреться для начала, людей найти…

Дальше я уже не слушал. Не могла, что ли соврать, хотя бы для приличия, что приехала к ним? Так нет же, дела у нее. А если бы не дела? Мы бы ещё лет двадцать не увидели?

Смотрел на неё и пытался понять, где же та Лиза, с которой я когда-то гулял по городу и которую мне так хотелось защитить от всех бед на этой земле. А ведь её уже тогда не надо было защищать, она сама кого хочешь к земле пригвоздит, одним только вот этим своим взглядом, полным превосходства и вызова.

Даша прижималась к моему боку, и я понимал, что ей тоже не по себе.

Через полчаса Лизе надоели все эти игры и она резко засобиралась домой. Её не было десять лет, десять долгих и выматывающих лет! И она заскочила к родителям на каких-то сорок минут, не задав им ни одного вопроса, лишь одарив нас своей холодной улыбкой. Придушить бы её сейчас. Но нет, я не буду показывать своих эмоций. И не потому что боюсь, что она увидит мою слабость перед ней. Моя роль вторична в этом театре абсурда. В первую очередь эта драма их семьи, хоть я и считаю себя частью её.

Лиза выпорхнула за дверь, а мы остались в своём шоке и растерянности, будто и не было всех этих лет. И не было того утра, когда пришло понимание, что она ушла от нас навсегда. Сейчас она опять уходила, но только теперь я знал, что это будет повторяться вновь и вновь. Что-то мне подсказывало, что мы её ещё увидим.