Странные женщины - Елена Белкина Страница 43

— То есть? — попросила уточнить Лиза.

— А то и есть. Это я оказалась такая разносторонняя, а ты — однолюбка.

— Постой. Но если ты моя лучшая подруга, ты должна знать, что…

— Что? Что любовник у тебя есть? Васенька-то? Какой он, к свиньям, любовник! Васенька для тебя маленькая отдушина, потому что любая женщина, если не имеет ничего, кроме работы и семьи, свихнуться может. А любишь ты своего психованного козла, как ни странно. И даже прощаешь ему то, что он бабеночку себе завел. Ты, как я понимаю, и сама-то Васеньку завела для того, чтобы вам с Игорем на равных быть. Думала, ревновать меньше будешь. Но не получилось. Ревнуешь, как и раньше. Сама себя ругаешь, мне то и дело говоришь, что дура, что надо сдерживать себя. Но — увы. Терроризируешь его расспросами и чуть ли не слежкой. Да и дочку тоже. Ты дома мелкий тиран.

— Я?

— А кто же?

— И что это за бабенка?

— Да стыд сплошной! Ни кожи ни рожи! Единственное преимущество: работает в рюмочной и имеет с алкашей хороший доход. Подпаивает Игоря, подкармливает, даже деньжонками ссужает. Альфонс типичный, я сто раз говорила тебе, гнать его в три шеи, а ты все за него держишься!

— Ладно. А Ефим Андреич, режиссер, у меня с ним что?

— Да ничего. Арсуляк своего добился: мужа твоего из театра поперли, ты скандалила, у тебя репутация склочницы сложилась, главные роли тебе перестали давать. И тут у тебя кризис, и ты решила тоже из театра уйти. Но женщина же разумная, поэтому осваиваешь компьютер и английский язык. Офис-менеджером мечтаешь стать при какой-нибудь иностранной или совместной фирме. А что, с твоей внешностью, пожалуй, и получится! Но решила дать последний бой: обрушилась своими чарами на режиссера, сделала вид, что вдруг влюбилась в него, и он не выдержал, и сейчас ты репетируешь главную роль. Но почему-то недовольна.

— Почему?

— Не знаю. Я рассказываю только то, что ты мне сама рассказывала. А что у тебя в голове, я же не залезу, правильно?

— Ясно… Скажи… Ты ведь тоже хотела актрисой быть, ты в этом разбираешься. Я хорошая актриса?

— Очень! Ты меня знаешь, я тебе врать не буду, мы обе гадюки, нечего нам друг перед другом выпендриваться! Ты хорошая актриса! Я тебе сто раз твержу: брось все, Настька твоя взрослая уже, Игорю деваться некуда, он с ней останется, а ты езжай в Москву, из кожи лезь, чтобы тебя заметили! У тебя товарный вид роскошный, я, конечно, и сама на тридцать выгляжу, но ты вообще феномен какой-то, совсем не меняешься! Но это сейчас, а пройдет лет пять, и будет уже не то! После тридцати пяти женщина стареет за год на три года, ты это знаешь? Сейчас ты выглядишь на двадцать пять, а через пять лет, умножь пять на три, как раз получится пятнадцать, тебе будет сорок, и выглядеть будешь на сорок! Езжай в Москву, показывай себя режиссерам, ложись под них, хотя они, сволочи, все или гомосексуалисты, или импотенты, все равно, пробуй, дерзай! Сгниешь ты тут! Офис-менеджер! Тебе это надо? Нет денег на Москву — я тебе дам. Хоть прямо сейчас! Я же люблю тебя, дура, у меня в жизни, кроме тебя, никого нет!

Слова эти Люська закрепила хорошим глотком из стакана.

— Не знаю… — сказала Лиза.

— Она не знает! Да ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Ты сама себя не помнишь, это же счастье! Между прочим, ты изменилась, ты это заметила?

— Как я могу заметить?

— В самом деле. А я вот заметила. Ты мягче стала. Сидишь такая тихая, скромная, просто прелесть, будто и не гадюка вовсе! Ты другим человеком стала! Так пользуйся! Ты везучая, ты всегда была везучая! Мне бы такое счастье: взять и забыть все! Всех этих паразитов, мужиков своих, саму себя забыть, подлюку, которая ни во что не верит уже и спивается, между прочим! Я серьезно, я уже лечиться хочу. У меня дня нет без этого, пусть сто граммов, а в кишках бултыхается всегда! Ты, кстати, выпить тоже не дура, а сейчас?

— Вроде нет… Не тянет. Даже не думаю об этом.

— Вот! Я же говорю: тебе счастье привалило, ты вся как новенькая, можешь жизнь заново начинать. Будто тебе двадцать пять лет. И имя поменяй, и фамилию. Хочешь, устрою! Недорого возьмут, а с тебя вообще ничего, за свой счет устрою, по дружбе. Ты представь: ты абсолютно новый и свободный человек! Представь, какие перспективы! И главное, ничего не помнишь из нашего собачьего прошлого! С ума сойти! Слушай! — вдохновилась вдруг Люська. — Медицина ведь быстро развивается, может, есть уже такие врачи или там приборы, не знаю, которые памяти лишают? А? Я бы с огромным удовольствием! Ты не представляешь, как все остолбенело! Я попрошу и памяти лишить, и даже внешность изменить, потому что мне моя рожа до смерти надоела. Это же ужас, если вдуматься: всю жизнь жить с одной и той же харей!

— У тебя вполне красивая харя, — улыбнулась Лиза.

— Надоела! Все надоело. И имя свое надоело! Людмила, Люда, Люся, Люська. Ты скажи, почему каждый второй начинает меня называть Люсьен? А каждый первый — Люся? Почему? Ей-богу, кто назовет полным именем — тут же замуж выйду! Люсьен, тьфу!

Люська все подливала себе, чтобы успокоиться, но вместо этого приходила в еще большее возбуждение.

— Я уже и к экстрасенсам ходила, и к бабкам всяким: может, меня сглазил кто?

— Я к бабке тоже ходила.

— Ну? — заинтересовалась вдруг Люська. — Кто такая?

Лиза вкратце рассказала, Люська внимательно выслушала и даже записала адрес — на всякий случай. И вернулась к обсуждению дел Лизы.

— Тебе нужен первый шаг! — сказала она. — Исчезни!

— Куда?

— Без проблем. Я в Москве квартирешечку купила небольшую, кучу денег угрохала. Езжай туда и жди. Я тут закончу дела, приеду к тебе, найду этих врачей, которые памяти лишают и внешность меняют, и пусть омололодят заодно, мы с тобой, новенькие, чистенькие, свободные, едем в Испанию. Я отдыхала в Испании, умереть, какая страна! Мы с тобой блондинки натуральные, они там падают от блондинок. Находим двух богатых мучачос, покупаем островок в складчину и живем среди пальм, апельсинов, бананов и обезьян! Всю жизнь мечтала жить среди дикой природы! Наши мучачос будут летать и ездить по делам, а нас будут утешать садовники, шофера и прочая прислуга!

Похоже, Люська уже просто бредила, а в бутылке, которая была полной при начале разговора, плескалось на донышке. Увидев этот непорядок, Люська допила остатки из горлышка, сказала: «Щас!» — и вышла шатаясь. За новой бутылкой.

Ее не было довольно долго.

Лиза пошла посмотреть.

В кресле возле серванта, возле открытого бара, сидела Люська, обняв бутылку, и спала запрокинув голову.

Лиза не стала ее будить.