Эскорт для чудовища - Анна Шварц Страница 43

— И у них завязались отношения… — предполагаю тихо я.

— Да. Позже Смоленский усыновил Кирилла и воспитывал сына, как родного. Андропов из-за этого пришел в ярость. Смоленский — его главный конкурент. Семья с большой историей и известной фамилией, против человека, получившего свои деньги не совсем честным путем… — Лена откидывается на спинку стула и барабанит пальцами по столу, — конечно, Андропов ничего не мог поделать. Только тявкать исподтишка и зубоскалить с друзьями, обсуждая, какой Смоленский идиот. В прессе об этом не писали — Владимир Смоленский заставил всех замолчать, да и Андропов не спешил рыпаться, чтобы его ненароком не выставили в плохом свете.

Лена замолкает. Какое-то время мы молча пьем кофе, глядя, как Катя за окном докуривает остатки сигареты. Мне сложно что-то произнести, потому что на душе как-то гадко.

— Владимир многое сделал, чтобы вырастить Кирилла хорошим человеком, — прерывает молчание Лена, — мальчик тоже любит его, и больше всего на свете боится разочаровать. Какое-то время он рос фактически на моих глазах, и на меня Кирилл произвел впечатление хорошего парня, хотя, сложное детство сказалось на его характере. Мне казалось, он ценит близких людей и никогда не сделает то, что ранило бы его самого — не предаст и не доставит неприятностей. Неужели я ошиблась?

Я опускаю взгляд вниз, не в силах посмотреть Лене в глаза.

— Нет, — произношу я, — вы не ошиблись. Все сложнее, чем вы подумали, но Смоленский не изменял своей невесте.

— Это радует. Поверю тебе.

— Тук-тук, — Катя внезапно появляется возле нашего столика, радостно улыбаясь, и мы обе вздрагиваем, — ой, я не отвлекла вас? Если вы секретничаете — я могу еще раз сходить и покурить.

— Нет, — отмахивается Лена, давая понять, что разговор закончен, — завязывай-ка ты вообще с этой вредной привычкой. Она портит внешность. Я знаю, о чем говорю.

— Ой, пффф, — фыркает Катя, плюхаясь на стул, — тебе-то об испорченной внешности рассуждать. Чтоб все в шестьдесят так выглядели, как ты!

Я чувствую, как мои глаза округляются от удивления.

— Шестьдесят?

Катя хихикает.

— А ты сколько думала ей?

— Сорок пять максимум…

Лена скромно улыбается в ответ.

— Не преувеличивай. В моих морщинах можно картошку сажать. Девочки, я оставлю вас ненадолго — мне муж уже телефон оборвал, — женщина встает, достав из кармана брюк дорогой телефон и отходит в сторону санузлов.

Катя поворачивается ко мне с широченной, довольной улыбкой. Я бы оценила ее помощь, но сейчас я слишком в шоке.

— Ну и как, успели перемыть кости некоторым личностям? — радостно интересуется она.

* * *

Попытавшись обьяснить Кате, что подобный поступок едва не поставил меня в неудобное положение, я получила от нее напоследок порцию наставлений в духе «не будь такой правильной говняшкой» и демонстративный фырк. В этом вся Катя. Поклонница передачи «Дом-2», любительница коллекционировать чужие грязные секреты и с замиранием сердца следить за развитием событий.

В конце концов я ее поблагодарила, и пообещала привезти на выходных самый большой набор роллов из «Моремании». За то, что о Смоленском я узнала даже больше, чем хотела.

Да уж…

Пока я дышу свежим воздухом, подпирая дверь своей машины, взгляд выхватывает черный «Мерс», припаркованный в конце улицы. По-моему, где-то я его уже видела. Точнее, водителя в солнечных очках, делающего вид, что он пялится в телефон. Он был у адвокатской конторы, куда я заезжала с утра.

За мной что, следят?

Боже, я параноик. Кому я сдалась? Это просто совпадение. Тут центр города и куча кофеен. Он вполне мог приехать перекусить после посещения адвоката.

Мысли снова меняют направление. В голове все еще не получается сложить воедино образ несчастного, забитого ребенка и уже взрослого Смоленского, на которого я насмотрелась за эти дни. Разве может человек, переживший такое детство, казаться таким уверенным, знающим себе цену и твердым? Меня мама всего лишь не очень баловала в детстве, и относилась холоднее, чем к сестре, и то — я выросла с хвостом нерешенных проблем за спиной и самооценкой, которую вечно приходится уговаривать подняться повыше, а не болтаться на дне.

Хотя… в Смоленском все же есть странности. И есть действительно есть что-то хорошее, что он усиленно пытается спрятать в общении с другими людьми.

Как бы то ни было, мне не стоит расслабляться, и думать, что он душка. Он по-прежнему остается наследником одной из богатейших семей, человеком, которого сильно обидела моя сестра, и тем, от кого полностью зависит наше с Майей будущее.

Я со вздохом сажусь в машину и отъезжаю от пиццерии Лены по направлению к больнице. Черный Мерс появляется спустя несколько минут, тихонько преследуя меня. А потом, не успеваю я даже занервничать, он неожиданно пропадает в потоке машин, оставляя странное ощущение, что я действительно параноидальная идиотка.

На парковке больницы я оставляю машину на первом свободном месте, отстегиваюсь и выхожу наружу.

И тут же пораженно замираю. Потому что через пару машин от меня я замечаю самого Смоленского. Он смотрит прямо на меня. Ветер треплет пряди его черных волос, бросая их на совершенно беспристрастное, каменное лицо.

«Прошло пара дней» — мелькает мысль, пока я беру себя в руки и направляюсь к нему, — «наверняка результаты ДНК-теста пришли, вот он и приехал сюда. Смоленский выглядит так, потому что Майя его дочь и это еще раз непомнило ему о том, что Аля и я обманывали его? Или потому что Майя не его дочь и он теперь бесится, что я его заставила понервничать?».

Я останавливаюсь в шаге от него. Смоленский медленно обводит меня взглядом сверху вниз. Сегодня я одета прилично, слава Богу: нашлись силы вытащить вещи из чемодана и погладить.

Сам Кирилл одет в черную водолазку, слишком жаркую для летнего дня, и темные штаны. Рукава водолазки он закатал, не стесняясь демонстрировать практически зажившие следы от ран на запястьях.

— Привет, — произношу я пересохшими вмиг губами. Мне волнительно. Блин, чего он так пялится? Пристально и прямо, будто пытается прожечь во мне дырки, — а ты тут что делаешь? Пришли результаты теста?

Он пару мгновений молчит, перед тем, как ответить. Лишь в темных зрачках, в которых отражаюсь я, замечаю тень насмешки.

— Угу, — хмыкает он, — пришли.

«Тудум». Это мое сердце валится в пятки.

— И? — сглатываю я. Смоленский отводит взгляд и смотрит куда-то в сторону, словно раздумывая. Мне кажется, что мои нервы вскипают, и миллиарды этих маленьких пузырьков щекочут меня изнутри, заставляя переминаться на месте от нетерпения, — Смоленский!

— Если, предположим, Майя не от меня, как думаешь, с кем твоя сестра умудрилась ее заделать? — внезапно ровно произносит Смоленский, а мне хочется обреченно вскинуть голову и закричать.