Едва замаскированная автобиография - Джеймс Делингпоул Страница 42

Все, кроме меня, кто стоит на платформе в южную сторону на станции метро Хайбери и Айлингтон, выглядят неважно, и это можно понять. Как еще можно выглядеть в восемь утра в понедельник, когда предстоит очередная рабочая неделя. К несчастью, я не могу придать своему лицу должное выражение. Рот мой время от времени раздвигается в улыбке, а счастливые мысли дают о себе знать довольным сопением. Как я, должно быть, раздражаю всех. Я вижу это в глазах своих спутников, едущих на работу. «Черт бы тебя подрал, — говорят они. — Отстань от нас. Ты что, не знаешь — никогда и никому нельзя смотреть в глаза в метро?»

Знаю, конечно знаю. Я же не какая-нибудь деревенщина, впервые попавшая в подземку. Просто обычно я попадал в метро по выходным, или в середине дня, или поздно вечером. И никогда — в час пик. Я впервые официально еду на службу как полноправный представитель вносящего квартплату, делающего карьеру, двигающего экономику, платящего налоги класса.

Но белобрысый наци, сидящий за конторкой, не обращает на это внимания. Если бы перед ним вместо меня оказался грязный бродяга, клянчащий на бутылку пива, едва ли мне было продемонстрировано большее презрение. Я объясняю ему причину своего появления, и он снимает трубку телефона, устало качая головой. На том конце не отвечают целую вечность. Наци разглядывает меня с такой суровостью, будто виноват в этом я.

— Здесь пришел мистер Девере. Утверждает, что ему предложили поработать в дневную смену, — говорит он. — Что? Хорошо.

— Третий этаж, — ворчливо произносит он. — Кто-нибудь встретит вас у лифта.

Чем дальше в глубь здания, тем более убого оно выглядит. Грандиозный вход с Флит-стрит — фашистские портики тридцатых, каменная кладка, долженствующие напоминать о мощи и величии «четвертой власти». То же во внутреннем дворе, ведущем к помещениям для приемов в стиле арт-деко. Все это наводит меня на мысли, что я нашел подходящую работу: с хорошим жалованьем, щедрой оплатой расходов и отличными перспективами, с уважительным отношением и поездками первым классом.

Внутри же все изъедено бесконечными облезлыми серыми коридорами и коридорчиками, прихожими и закоулками, которые кишат жуткими гномиками, шипящими, когда спрашиваешь у них дорогу, и злобно посылающими тебя в неверном направлении. Поэтому, конечно, когда я выхожу из лифта — этакого старомодного жужжащего устройства с решеткой, которую нужно задвигать рукой, — никто меня не встречает, и после некоторого ожидания я вынужден искать дорогу самостоятельно.

Редактор номера Луциан Майлдмир выглядит не намного старше меня. У него небрежная прическа, гипнотизирующий взгляд и жесткий рот. Голос вкрадчивый и поставленный. Такой мог бы играть роль доброго следователя. Впоследствии обнаруживается, что он еще хуже, чем злой следователь.

— Раненько вы, — говорит он.

Сидящая рядом с ним за пишущей машинкой красивая женщина с любопытством отрывает голову от своей работы.

— Извините. Но я думал…

— Не важно, мы уже пошли в тираж, придется вам найти себе какое-нибудь занятие. — Он с тревогой смотрит в сторону одного из своих сотрудников, средних лет бородатого мужчины. — Том, мы уже завизировали текст этого Арчера? Да-да, я знаю, что он нам передал его, но не совсем уверен, как ему понравится то, что мы из него сделали.

Издав еще несколько руководящих указаний такого же рода, он замечает, что я все еще стою рядом.

— Послушайте, — говорит он, — у меня сейчас действительно нет времени. Постарайтесь найти для себя телефон и работайте над темами, с которыми пришли.

— Ага. Хорошо.

— У вас ведь есть какие-то темы?

— Ну, не то чтобы, но…

— Гермиона, будь милочкой — найди этому парню стол и какие-нибудь отраслевые газеты. Оказывается, он пришел без всяких тем.

Та молодая женщина выходит из-за пишущей машинки. Она плывет ко мне во всем своем очаровании. Она что-то объясняет, но я не вникаю. Я думаю о стихах Бетжемена. Я думаю, как вообще тут кому-нибудь удается что-нибудь делать.

Больше мне не удается ни с кем пообщаться до самого обеда. Как сцена в «Воздушных асах», где юный летчик, только что окончивший летную школу, входит в офицерскую столовую, где никто не обращает на него внимания — они не хотят лишний раз переживать, когда он погибнет.

Подняв голову, я обнаруживаю, что все ушли: Гермиона — секретарь, Том — бородатый заместитель, и еще трое, оставшиеся для меня безымянными, поскольку я все время провел погруженным в «Церковную газету», «Мотоциклетные новости», «Практическое рыбоводство», «Солдата удачи», «PR Уик», «Ариэля» и «Сцену».