От любви до ненависти - Елена Белкина Страница 42

Прошло три дня. Все эти дни Илья практически не выходил из дому. Такого с ним не бывало за последние несколько лет, за исключением запойных периодов. Кстати, он впервые ощутил желание уйти в запой не от радости жизни и от невозможности перенести эту радость, а от тоски. Тоска навалилась необычайная, тяжелая как свинец. Он не мог читать (хотя собирался за время отпуска прочесть несколько отложенных давно еще книг), не мог вообще ничего делать, только лежал на диване и смотрел телевизор, отрываясь лишь для еды, прихотливой и изобильной, которой закармливала его мать, предовольная тем, что наконец ее сын дома, никуда не торопится, тихий и спокойный.

А ночью — бессонница. Этого он тоже раньше не знал. Уставал обычно так, что валился в постель и через две-три минуты растворялся, пропадал во сне. Теперь же таращится в темноту и думает об одном и том же, об одном и том же, удивляясь, сколько можно представлять единственный эпизод, единственную сцену. А сцена была: его украденный поцелуй в шею и его слова. Он как бы со всех сторон рассматривал эту сцену, и этих сторон оказалось не меньше сотни, и каждая выявляла его, Илью, в самом неприглядном виде.

Но под вечер третьего дня он понял, что обманывает себя, что не чувством вины мучится, а тоской другой. Он тоскует по Ольге, вот и все. Он хочет видеть ее, слышать ее голос.

Илья дождался, когда мать заснет (та ложилась рано, но у нее тоже была бессонница, своя: просыпалась часа в два ночи и до пяти-шести не могла уснуть, потом кое-как опять засыпала, а лучший сон у нее всегда бывал днем после обеда), набрал номер телефона. Услышал ее голос. Торопливо сказал:

— Добрый вечер, Оля, это Илья, только не бросайте трубку.

— Вы угадали, я это хотела сделать.

— Вы всегда успеете это сделать. Во-первых, я должен попросить прощения. — Он невольно вспомнил один из советов Бориса Беркова: «Никогда не проси у женщины прощения, если она еще не стала твоей. Иначе она никогда не станет твоей!» Странная у Бориса логика!

— За что? — иронически спросила Ольга. — Вы все правильно сказали. Я бедная женщина. Не умею жить. Моя жизнь бедна событиями и приключениями. И опытом. Вообще, всем. Я просто нищая. А душа не в счет. Вы же очень богатый человек. И приключений много, и у всех на виду, и женщины, само собой, вас обожали всю жизнь, и опыт у вас богатый во всех смыслах. Вот я и хотела от вас на бедность урвать. Вот вы и поделились. Правда, ваше золото при ближайшем рассмотрении оказалось металлоломом, но не мне быть требовательной, у меня и этого нет.

— Вы меня неправильно поняли, Оля, в этом вся беда!

— Беда в том, что я вас как раз правильно поняла! Знаете, я ведь думала, что вы не человек из очереди.

— То есть?

— Как бы вам объяснить… Я на собственном примере. Когда мы с мужем расстались, целая очередь выстроилась. Причем из друзей его, приятелей, знакомых. У них в этом смысле комплексов нет. Так вот, целая очередь желающих утешить. Чем утешить? Понятно чем, своей лаской. Какой лаской? Тоже понятно! На самом деле они, конечно, о себе больше думают, а не о моем утешении. Я поразилась знаете чему: насколько одинаковые у них ухватки. Очередь, именно очередь, где все похожи друг на друга и каждый желает быть первым. Но потом, получив свое, готов уступить место другому. Так вот, я думала, вы не из очереди. Вы сами по себе. А вы оказались очень даже из очереди. Вы оказались даже всех активней, вы вперед пролезли, других растолкали. И ждали, что бедная женщина, все правильно, бедная! — что бедная женщина вам на шею бросится. А она почему-то не бросилась. Она почему-то, дурочка, человеческого общения захотела. Ну, вы дали ей порезвиться немного, пообщались, а потом права предъявили. А она опять на шею не бросается! Дура! Бедная дура! Своего счастья не разглядела!

— Вы не правы, Оля, — сказал Илья. — Вы не правы! Да, во мне есть мелочное самолюбие, как у всякого мужчины. Возможно, именно оно вырвалось, когда я эту глупость сказал. Мурло из очереди, вы правы.

— Так права я или не права?

— Правы — в этом. Но дело не в одном только самолюбии, не в том, что я обиделся, как вам показалось, что мне на шею не бросаются. Вовсе я к этому не привык. Дело в другом.

— В чем?

— Вы не повесите трубку после моих слов?

— Смотря какие слова.

— Очень простые слова. Я прожил три дня без вас и понял, что не могу без вас.

Наступило молчание. Ему вдруг показалось, что телефон отключился.

— Алло! Алло! — прокричал он и даже дунул в трубку.

— Я здесь, — сказала Ольга.