Порочные намерения - Лидия Джойс Страница 42

— Леди Гамильтон, вы не ответственны за смерть вашего сына, — начала Эм серьезно, но графиня подняла руку.

— Вы не можете этого знать, — сказала она. — И не говорите мне, что Гарри шлет мне успокоение оттуда! Духи тоже могут лгать, если захотят. Вам неизвестно то, что знаю я.

— Что же? — спросила Эм осторожно.

— Вы не можете знать, какая я мать. — Старуха снова скрутила в руках кружевной платочек. — Какой я была раньше.

— Гарри умер не из-за того, что мать плохо следила за ним, — твердо сказала Эм.

— Но если бы мать хорошо следила за ним, это могло бы спасти его. — Она уронила платочек на колени. На тонком кружеве проявилось с полдюжины маленьких дырочек. — Лорд Гамильтон говорил, что мне следовало бы больше заниматься мальчиком. Что я прячу голову в песок, притворяясь, будто все в порядке. А я думала… я думала: если что-то не в порядке, не стоит обращать на это излишнее внимание, ведь лучше от этого не станет. Моя няня всегда говорила, что большинство недостатков в детях происходят от излишнего внимания. Я думала, что лучше притворяться, будто все в порядке. И со временем все исправится.

— Но получилось иначе, да? — проговорила Эм, чувствуя, как старуха втягивает ее в свои самоистязания.

И снова раздался этот смех.

— Вряд ли.

— Что вы видели в тот день, когда умер Гарри? — спросила она то, о чем не осмеливалась спросить прежде. — Я тоже страдала во сне — из-за шепота духов, говорящих мне снова и снова, что вы знаете больше, чем хотите сказать. Они не оставят меня, пока вы не откроете правду.

Леди Гамильтон судорожно сжала руки.

— Люди говорят «правда», когда имеют в виду какую-то одну, несложную вещь, — сказала она. — Это не так.

— Что вы видели? — тихо и безжалостно повторила Эм. Жалость была ей не по карману.

— Я не могла усидеть дома, когда Томас вернулся без Гарри. Как я могла? Пусть я не очень любила верховую езду, но сидеть в седле умела. После того как все поспешно ушли, я велела оседлать моего мерина и поехала следом. На полях было множество мужчин и женщин верхом, джентльменов, леди, слуг-мужчин, все звали Гарри. Гарри никогда не отзывался на зов, как бы ни уговаривали его няньки, и поэтому я знала, что он, конечно, не ответит и теперь, как бы он ни промок и устал. Поэтому я не стала звать его. Я просто поехала к реке, свернула в одну сторону и поехала по берегу. Довольно скоро я увидела… — Она осеклась и взволнованно вскочила на ноги.

Она потрусила к шкафчику со спиртным. Такие шкафчики стояли почти в каждой комнате дома Гамильтонов, словно молчаливые свидетели слабости своей хозяйки.

Она налила немного бренди, а потом, даже не пытаясь ничего скрыть, вынула из самого угла бутылочку поменьше и накапала оттуда в стакан опиум, отчего по янтарной жидкости побежала светлая рябь. Закрыв ящичек с преувеличенной осторожностью, леди Гамильтон схватила бокал и осушила его быстрыми дамскими глоточками, а потом поставила с тупым звоном. Некоторое время она постояла, балансируя, словно собиралась взлететь. Подкрепившись таким образом, она расслабилась и прошла уже более твердым шагом к своему месту на диване.

— Я знаю, вы что-то обнаружили, — сказала Эм. — Что-то важное.

— Вы единственная, — сказала леди Гамильтон. — Я увидела… — Она замолчала, и Эм прямо-таки увидела, как она перестраивает свои мысли, двигаясь к другой точке своего рассказа. — Я увидела сына, который лежал у воды. На щеке у него был след от кнута и большой синяк на лбу, и он был мертв.

Эм задумалась. Слова графини звучали зловеще, но все это стало известно после дознания — и было признано недостаточным для утверждения, что смерть наступила от руки убийцы. Леди Гамильтон в любом случае узнала бы это. К чему был рассказ о поездке, если она не сообщила ничего нового.

— Что вы видели до того? — упорствовала Эм. — Пока вы ехали по берегу, вы увидели что-то такое, о чем вы не сказали. Скажите мне.

— Я… это был кто-то, а не что-то, — сказала леди Гамильтон, а потом ее глаза широко раскрылись, и она крепко сжала губы.

— Кто?

— Я не знаю. — Это была явная ложь, но Эм поняла, что большего она не добьется.

Кто-то. Эм позволила разговору смолкнуть — она обдумывала услышанное. Кто-то, кроме бедного мертвого Гарри. Кто-то, кого леди Гамильтон считала убийцей. Мысли Эм неумолимо вернулись к лорду Варкуру. Леди Гамильтон испытывала страх перед сыном. Могли это быть он? Рассказ леди Гамильтон отвергал, кажется, самую возможность того, что лорд Варкур подрался со своим братом на берегу реки и оставил его умирать — задолго до того, как он сам вернулся в дом. Какие еще варианты могут быть? Варкур приехал домой, увидел, что брат не вернулся, поднял тревогу, пустился на поиски… и что же, он убил брата, когда наконец нашел его и, покидая место событий, был замечен леди Гамильтон?

Это смешно. Эм закрыла глаза, мысленно представив то выражение, которое появлялось на лице леди Гамильтон каждый раз в присутствии Томаса. Да, страх. Это было очевидно для каждого, но, судя по тому, как напряженно она всматривалась в него, это было еще и чувство своей вины.

И вдруг Эм поняла; леди Гамильтон ощущала себя виноватой из-за тяжести подозрений, которую Варкур так несправедливо нес все эти годы, подозрений, которые, как знала леди Гамильтон, были ложными. Но она об этом молчала. Почему? Размышляя над этим вопросом, Эм убедилась в одном: страх и чувство вины нарастали в душе леди Гамильтон.

— Томас вернул мне ожерелье, относительно которого у вас было видение, — неожиданно проговорила леди Гамильтон. Рука ее слегка дрожала, когда она скользнула в потайной карман юбки. Она вынула ожерелье, разложила у себя на коленях.

— Он объяснил почему? — спросила Эм.

— Он сказал, что извлек из него все, что мог. Он сказал, что вы будете знать, когда мне надлежит надеть его снова. — Она устремила взгляд на яркую эмаль и поблескивающие жемчужины.

Эм прекрасно понимала, что это значит. Варкур выполнял свою часть сделки — ей надлежит выполнить свою. Скоро он спросит у нее, что же такое видела его мать, и если ей нечего будет ответить, договор будет расторгнут.

Эм посмотрела на леди Гамильтон, такую хрупкую и при этом такую решительную. Она могла сломать эту женщину, заставить ее дать ответы, хорошенько напугав. Или можно солгать. Но Эм старалась не делать заявления, которые могли быть опровергнуты. Это было слишком опасно.

Все, что она могла, это еще две недели посвятить всем этим хитросплетениям. В конце концов, не просто закончить работать над этим делом с леди Гамильтон, но и привлечь на свою сторону леди Джеймс, миссис Уэлдон, мисс Хоторн и других. Помимо матери Варкура, Эсмеральда по многу часов проводила с другими женщинами. Она убеждала их в своей связи с иным миром и в своих неоспоримых знаниях о некоей страшной несправедливости, которые и привели ее сюда. И лишь после сеансов с леди Гамильтон Эм чувствовала себя страшно измученной и обессиленной.