Не говори `прощай`! - Кэтрин О'Нил Страница 42

— Что вы имеете в виду?

— Что ваш обожаемый махарана окажется вовсе не таким джентльменом, каким вы его считаете? Вам не приходило в голову, что в один прекрасный момент он поступит с вами весьма грубо?

— Ну я не знаю. Чем же мой план нехорош? Допускаю, что он несовершенен, ведь по части обольщения мне далеко до такого мастера, как вы.

— Я только хотел сказать, что в результате ваших не таких уж безобидных опытов властелин Удайпура запросто может превратиться в одного из тигров, на которых он так любит охотиться. Похоже, он знает толк в застенках, вдруг он вас похитит? Возьмет вас вот так, — с этими словами Макс поймал Китти за запястья, — наденет наручники, — он медленно, стараясь не причинить боли, отвел ей руки за спину и соединил их, так что Китти оказалась в его объятиях.

— Ты забываешь, Тигр, что я умею выпутываться из самых трудных ситуаций и обводить вокруг пальцев даже диких зверей! — заявила Китти с томной улыбкой и выскользнула из его объятий. — Махарана не посмеет ко мне даже пальцем прикоснуться, если я ему не позволю, понятно?

— Но он может быть очень настойчив… — заметил Макс и мягкой пружинистой походкой направился к Китти, при этом туго натянувшиеся спереди брюки недвусмысленно указывали на его готовность вступить в любовную игру, которую она затеяла. Китти попятилась и отступала до тех пор, пока не уперлась спиной в деревянную опору балдахина. Макс тотчас схватил шутницу в объятия и стал медленно тереться о ее бедра. Китти почувствовала, как в ее сокровенной глубине разливается тепло желания, она затрепетала и испустила томный вздох…

В глазах Макса блеснул торжествующий огонек, тотчас отрезвивший молодую женщину. Вырвавшись, она прыгнула на кровать, перекатилась по расшитому зеркальцами покрывалу на другую сторону и соскочила на пол.

Макс проводил ее странным взглядом и пожал плечами, признавая поражение:

— Ладно, вы доказали, мисс, что сможете постоять за себя. Что дальше?

В полумраке, среди мерцавших, как звезды, зеркалец, он вдруг показался Китти таким отчужденным, холодным…

— Правители-раджпуты любят девушек-танцовщиц, не так ли? — спросила она.

— А кто не любит? — снова пожал он плечами.

— Я могла бы станцевать для него, показать, так сказать, свой товар лицом.

Она думала, что Макса передернет от таких слов, но он остался совершенно спокоен, только спросил:

— А вы умеете танцевать?

— Разве вы забыли? Я — из породы кошачьих, и если мы, кошки, что-то и умеем, так это двигаться!

Подбежав к нему, она легонько толкнула его в кресло и самодовольно улыбнулась:

— Сейчас увидите, Макиавелли!

Вообще-то Китти никогда специально не училась индийским танцам, но когда-то, еще ребенком, ей довелось увидеть на каком-то приеме танец живота, который, кстати, показался ей тогда ужасно нелепым. Она никак не могла понять, почему мужчины не сводили глаз с вилявшей задом и бедрами танцовщицы. Чувствуя на себе обманчиво сонный взгляд небрежно развалившегося в кресле Макса, она стала подражать той танцовщице и вдруг ощутила сладострастное томление в бедрах. Оно само подсказывало ей движения. Макс как будто играл на каком-то волшебном инструменте неслышную мелодию, подчинявшую себе тело Китти.

Двигаясь медленно, с кошачьей грацией, она не сводила глаз с «музыканта» и все сильнее возбуждалась, радуясь, что он видит ее полуобнаженное тело, запретное и манящее. Его темные глаза ласкали ее напрягшиеся под тонким шелком соски, ее прелестные груди, то разъединявшиеся, то вновь соединявшиеся в такт движениям, и Китти впервые в жизни почувствовала себя настоящей соблазнительницей, ощутила власть бесстыдно обнаженной и одновременно загадочной женской плоти, способной пробудить в мужчине животную страсть.

Грациозно покачиваясь, она поглаживала свои бедра, тонкую талию, пышную грудь, потом, словно для того, чтобы он увидел ее во всей красе, подняла руки и начала одну за другой вытаскивать из прически и бросать на пол перед Максом черепаховые заколки, пока ее густые рыжевато-каштановые волосы не упали пламенной волной на ее обнаженные молочно-белые плечи.

Китти то кокетливо прикрывала своими локонами глаза и губы, то вновь открывала их взору Макса, чтобы единственный зритель полюбовался ускользающей красотой. Прежде Китти не придавала особого значения своей внешности и в отличие от большинства молодых женщин не стремилась к вниманию со стороны мужчин; даже с Чарльзом она чувствовала себя скорее его сестрой, чем возлюбленной. Теперь же, видя, как Макс облизывает пересохшие губы, как горят страстью его глаза, она впервые почувствовала себя настоящей красавицей.

Макс прекрасно понимал, что Китти пытается сделать, и его разум ожесточенно противился ее пьянящему очарованию. «Как можно быть такой наивной? Ведь она затевает опаснейшую игру, всех последствий которой даже невозможно предугадать?» — думал он, стараясь ожесточить свое сердце. Но тело оказалось слабее разума. Макса переполняло желание, такое сильное, что от его решимости не осталось и следа. Чтобы не потерять самообладания, он вцепился в ручки кресла так, что они едва не треснули пополам.

Ободренная его сдержанной, но красноречивой реакцией, Китти подошла к нему вплотную, наклонилась и накрыла своими волосами его голову и плечи. Его чуткие ноздри уловили ее запах — чарующий аромат жасмина с легкой примесью мускуса, — но он сидел неподвижно, как скала, хотя Китти всячески провоцировала его, водя плечами и головой так, чтобы ее локоны щекотали ему лицо. Потом она зашла сзади, чтобы он ее не видел, и продолжила игру, дразня шелковистыми прикосновениями волос и своим чудесным запахом. Макс непроизвольно потянулся к ее волосам, но она, лукаво улыбнувшись, ускользнула.

Еще никогда ни одну женщину он не желал так сильно, как сейчас Китти. Мысль о том, что она, которую он не смог забыть, несмотря ни на что, будет так же откровенно демонстрировать свое тело другому мужчине, казалась совершенно невыносимой. Раньше Макс никогда не испытывал чувства собственника по отношению к женщинам и теперь ненавидел себя за эти совершенно новые для себя ощущения — он прекрасно понимал, что Китти нарочно ведет себя так, чтобы заставить выдать себя. Он боролся с собой, хотя его тело изнывало от желания обладать этим чарующим созданием — девочкой из его прошлого, коварной соблазнительницей из настоящего, женщиной, которая никогда не будет ему принадлежать…

Она почувствовала его отчуждение. О, он оказался достойным соперником, его воля, закаленная годами испытаний, стала почти несокрушимой. Но Китти была уверена, что именно почти. Она обязательно прорвется сквозь его сдержанность и ожесточенность.

Чтобы еще больше раздразнить Макса, она сорвала прозрачную бело-золотую занавеску, накинула ее на себя и продолжила танец, то прикрывая ею лицо, то снова закрывая. Мелькание ее томных зеленых глаз, точеного носика, полных, зовущих к поцелую губ произвело на Макса такое сильное впечатление, что ему пришлось снова призвать на помощь всю свою волю. Одновременно Китти спустила бретельки сорочки, освободив грудь, и хотя он не увидел, а скорее угадал под тонкой тканью занавеси тяжелое колыхание ее пышного бюста, его тело содрогнулось от желания. Китти продолжала свой искушающий танец, то приподнимая, то вновь опуская занавеску, давая ему на короткий миг увидеть розовые соски, венчающие округлости ее колышущейся пышной плоти.