В постели с незнакомцем - Мэри Уайн Страница 42

— Я хочу снова соблазнить тебя.

Его руки стали оглаживать ей бедра, постепенно двигаясь вниз, к нижнему краю рубашки. Когда его ладони коснулись ее обнаженной кожи, по ней пробежала волна трепета. Он стал медленно поднимать рубашку, и Анне было видно, как обнажались ее бедра. Все выше и выше, и наконец стал виден покрытый мягкими волосами треугольник. Когда был полностью обнажен ее живот, Анна почувствовала, что ей нечем дышать. Она схватилась руками за его килт, в то время как он обнял кончиками пальцев ее груди.

Она потеряла отражение в зеркале, когда он начал стаскивать рубашку через голову. Тихий стон сорвался с ее губ, когда она снова посмотрела в зеркало. Мерцающее пламя свечи освещало ее обнаженное тело. У нее были округлые груди, чуть более полные внизу. Каждая была украшена маленьким розовым соском вроде твердого бутона.

— Ты словно видение, девочка. Как сирена из греческих путешествий. Я последую за тобой на скалы.

— Ты не должен говорить такие вещи.

Теперь Бродик потянулся, чтобы отцепить меч. Стал виден темный эфес над его правым плечом. Широкий кожаный ремень, который удерживал на спине ножны, поблескивал при свете свечей. Бродик отцепил меч быстрым заученным движением и прислонил к стене рядом со столом.

— А ты, дорогая жена, не должна торопиться возводить заборы вокруг нашего союза. Мы можем рассматривать нашу женитьбу как способ отринуть некоторые устаревшие предрассудки.

Его рука нависла над пряжкой пояса. Взгляд Анны остановился на отражении, при этом у нее зашлось дыхание.

— Если это возбуждает тебя и меня, что плохого в том, что мы получаем удовольствие, рассматривая друг друга в зеркале?

Пальцы его слегка побелели, когда он схватился за конец кожаного ремня. Он резко оттянул пояс назад, чтобы двойные зубцы выскочили из отверстий в толстой коже.

Взгляд Анны сосредоточился на его килте. Она хотела знать, возбудился ли он.

Могла ли мысль о том, чтобы снова лечь с ней, побудить его влечение во второй раз?

Пояс с Бродика свалился, и килт стал падать на обнаженные ноги, однако его рубашка не позволила ей увидеть то, что ее интересовало.

Она услышала за спиной смешок.

— Не стоит выглядеть такой разочарованной, девочка. Терпение — это добродетель.

Она смутилась.

— Твое поддразнивание неуместно. — Анна пожала плечами. — Я могу быть холодной, словно только что пойманная рыба. Не реагировать и не интересоваться тем, что у тебя прячется под килтом.

Протянув руку, она прижала низ его рубашки к его бедрам. Материя обрисовала его восставшую плоть, к которой она легонько прикоснулась всего лишь на мгновение. Его щека дернулась, а ее глаза прищурились — зеркало очень ясно показало их реакцию.

— Вы только подумайте, милорд, я могла лежать неподвижно, как статуя, на вашей постели, крепко-накрепко закрыв глаза.

Анна повернулась, и наблюдение в зеркале потеряло свое очарование. В ее животе росло настойчивое желание. И она чувствовала в себе смелость, ей словно хотелось быть такой же дерзкой, как и он.

— Ты довольно ловко пыталась уклониться от своих обязанностей.

В тоне Бродика чувствовалась некоторая досада.

— В самом деле? Ты так считаешь?

Он хмыкнул.

— У меня хорошая память.

Анна прошла мимо него, осторожно перешагнув через свои юбки. Она чувствовала, что он не спускает глаз с ее попки.

Полог кровати был поднят, постель освещалась красноватым огнем из камина. Бросив взгляд через плечо, она поставила колено на кровать. Поддерживающие полог веревки подались, когда она улеглась на перину.

— Я должен снова взять все на себя и разогреть тебя.

Он последовал за ней, остановился возле стула, поставил на него ногу. Стащил башмак, который свалился на пол.

Анна не отвела взгляда и не стала решать, правильно ли она делает, разглядывая его.

Смотреть в зеркало было очень интересно, и она не была лгуньей.

На пол полетел его второй башмак.

— Ложись на спину.

Она легла, а он схватился за край своей рубахи и стащил ее через голову, затем отбросил в сторону. Увидев его совершенно голым, Анна утратила свою браваду.

Высокий, мускулистый, он был великолепен в своей наготе. Если бы Анна увидела это у животного, ее это впечатлило бы; но, увидев это у мужчины, она задрожала, потому что эта могучая сила скоро заработает между ее бедер. Эта мысль опьяняла подобно тому, как до этого опьяняло отражение в зеркале.

— Раздвинь ноги.

Но вместо этого Анна невольно сжала ноги.

— Выполняй.

Командный тон дополнял его слова. Он прищурился в ожидании.

— Не будь такой робкой.

Анна заставила свои колени раздвинуться. Он не стал усмехаться, не стал дразнить ее за то, что она повела себя несколько нервно, раздвигая ноги таким образом, чтобы Бродик мог хорошо разглядеть ее.

— Шире, девочка, гораздо шире.

Анну пронизало возбуждение.

— А теперь ложись на спину и закрой глаза. И не подглядывай. Дождись, когда я дотронусь до тебя.

Голос у Бродика был хриплый, низкий, под стать его мужской красоте. В нем все казалось крепким и могучим.

А она была мягкая и тонкая.

Веревки полога снова заскрипели, когда она откинулась на спину. Анна закрыла глаза и тихонько застонала. Она чувствовала, насколько быстрее заколотилось у нее сердце. Трепет пробежал по рукам и груди. Через смеженные веки она ощущала пляску пламени свечи.

Сердце забилось еще быстрее. Сейчас, когда она ничего не видела, время замедлило свой бег, пока она ожидала хоть какого-нибудь сигнала от Бродика. Было тихо, ее уши ничего не улавливали.

Ожидание было настоящей мукой. Ее тело жаждало, чтобы в него вошли.

Сильная рука прижала Анну к постели.

— Интересно, правда? Ощущать, как твоя плоть готовится, когда ты ничего не видишь?

— В самом деле.

Даже для произнесения единственного слова Анне понадобились немалые усилия. Дыхание у нее было неровным, ей требовалось волевое усилие удерживать глаза закрытыми. Она быстро теряла способность владеть собой. Она не могла понять; чего хочет далее. Ей очень хотелось открыть глаза, чтобы восстановить равновесие. Она содрогнулась, из ее уст вырвался еще один стон, который был больше похож на плач.

— Достаточно, девочка.

Кровать закачалась, когда он возлег на нее. Сильные руки заключили ее в объятия, стали ласкать. Это было лечебным бальзамом для ее трепещущей плоти. Анна протянула руки и крепко обняла его, пока он совсем не закрыл ее своим огромным телом.