Право на дочь - Полина Довлатова Страница 42

– Да как-то аппетит испортился, – пожимает плечами. – С утра так кушать хотелось. А как заказ принесли, то от запаха еды снова стало мутить. Иногда я чувствую себя собакой ей богу. Все запахи обострились до невероятности. Мне кажется, я даже чувствую, как пахнет пластик.

– Понимаю тебя, – улыбаюсь. – Когда я была беременна Асей, нахождение в комнате нашего общежития было для меня просто каторгой. У меня соседка по комнате постоянно худела, и раз в два дня устраивала себе разгрузы – целый день ела одни только яблоки. А меня от их запаха наизнанку выворачивало. Она их раньше всегда на стол в вазе выставляла. Потом стала убирать в тумбочку. Но даже там я всё равно чувствовала этот отвратительный запах яблок. Мне казалось, что им провоняла вся комната. Боже..., – закрыв глаза, начинаю смеяться. – Это был какой-то ад. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на яблоки. Хотя и не чувствую больше так остро их запаха.

– Ты жила в общежитии? – удивлённо смотрит на меня Инна.

– Да, в студенческом при университете.

Мы выходим из лифта и вместе пересекаем холл.

– И... много у тебя было соседок?

– Трое. У нас были комнаты на четыре человека.

По выражению лица Инны вижу, что ей хочется спросить почему так получилось, что беременная девушка вместо того, чтобы жить с родителями была вынуждена тесниться в университетской общаге. Но она слишком деликатна, чтобы лезть не в своё дело.

Да и мне самой, честно говоря, развивать эту тему дальше не хочется.

Хотя, на самом деле, сейчас я вспоминаю те времена даже с какой-то долей ностальгии. Но на тот момент, это всё, конечно было очень не просто...

– Александрова, ты мне отчёт по СферИнвест подготовила? – Инна подпрыгивает на месте, услышав громоподобный голос Воронцова, стремительно шагающего в нашем направлении.

– Да, Глеб Викторович, он... он у меня на столе...

Вижу, как настроение девушки портится прямо на глазах. И по мере того, как Воронцов приближается, она бледнеет всё больше.

– Давай закругляйся здесь, – мажет по мне безразличным взглядом. – Нам ещё на встречу одну нужно съездить. Жду тебя в кабинете через пять минут с блокнотом и ручкой.

– Боже, как ты его терпишь, – передёргиваю плечами, когда босс Инны скрывается за дверью своего кабинета. –Даже у меня от него мурашки по коже.

В ответ Инна только поджимает губы и, попрощавшись, спешит нагнать начальника.

Я возвращаюсь в кабинет и устало падаю в рабочее кресло. Бросаю взгляд на рамку с Асиной фотографией, которая стоит у меня на столе рядом с компьютером.

Моей малышке здесь два года. Её день рождения. Асёнок сидит за праздничным столом и, сложив губки трубочкой, задувает свечки.

У меня в голове вдруг проскальзывает мысль: жаль, что Лёша пропустил эти моменты. Три дня рождения Аси прошли без него. Также, как и первые шаги, первый выросший у Асёнка зубик. Первое слово. Конечно, “мама”...

Не знаю зачем, но я достаю из сумки телефон и начинаю перелистывать альбом с дочкиными фотографиями. На них – вся Асина жизнь, начиная с первых фото в роддоме и заканчивая самыми последними, которые я делала совсем недавно.

Ассоль вообще очень любит фотографироваться.

Палец замирает напротив снимка с выписки. Нас тогда встречали те же девчонки из моей общаги. Они и сфотографировали меня с Асёнком на руках. Маленький сиреневый конвертик с едва торчащим из него розовым личиком.

Пожимаю губы, зависая на этом фото.

“У тебя сохранились Асины старые фотографии? Может, с выписки из роддома или где она совсем маленькая?”

Чувствую, как сердце, ускоряясь, начинает разносить по венам волнение.

Закусываю губу, в нерешительности. А потом всё же нажимаю на фотографию и ставлю галочку “отправить” напротив имени Борцова.

Вздрагиваю от неожиданности, когда в этот же момент слышу звук смс-оповещения в коридоре, а через секунду дверь моего кабинета открывается и на пороге вырастает Лёша.

Достаёт из кармана мобильный и вопросительно выгибает бровь, увидев смс от меня.

– Я..., ты просил фотографию Аси с выписки..., – сглатываю, почувствовав внезапное першение в горле, когда Борцов открывает сообщение.

Он отвечает не сразу. Боже, мне кажется, проходит целая вечность, пока он молча разглядывает фото. И у меня за это время сердце необъяснимо разгоняется до скорости сапсана.

Это всего лишь фотография... Сама не понимаю, почему из-за неё я так волнуюсь.

Возможно, потому что могла выбрать любой другой снимок. Например, где Асёнок одна. Но почему-то решила отправить Лёше именно этот...

– Спасибо, Снежан, – наконец отвечает спустя бесконечно долгие секунды молчания.

Убрав телефон в карман, поднимает голову. Наши взгляды пересекаются, и меня, чёрт возьми, по необъяснимой причине бросает в жар.

Чувствую, как горячая волна приливает к лицу и медленно спускается к груди, сжимаясь там во что-то болезненно-тягучее.

– Ты... что-то хотел обсудить по работе? – спрашиваю, чтобы разбить неловкое молчание.

– Да, хотел позвать тебя в конференц-зал. Нужно обсудить пару деталей следующего этапа тендера.

– Ты мог позвонить по селекторной связи. Или попросить свою секретаршу. Не обязательно было самому приходить за мной...

Чёрт! Сама себя мысленно тут же ругаю за то, что заговорила об этой Карине. Не нужно было этого делать. А учитывая то, как я быстро сбежала, когда она подошла к нему в холле, сейчас Борцов решит, что я ревную...

– Снежан, насчёт Карины...

– Ты не должен мне ничего объяснять, Лёш, – подскакиваю на ноги и спешно собираю со стола чертежи, которые делала для тендера. – Это твоя личная жизнь, которая ко мне совершенно никакого отношения не имеет. И вообще, на работе я бы всё же предпочла придерживаться уставных отношений между нами. Поэтому, Алексей Игоревич, давайте пойдём в зал и займёмся тендером.