Лакей и я - Валери Боумен Страница 42

Лукас подался к девушке и тихо заговорил:

— Возможно, тебе все равно, но для меня это важно. Позволь мне объясниться: все не так, как ты думаешь.

Голова Фрэнсис дернулась, словно граф дал ей пощечину. Лучше бы и правда ударил — не так оскорбительно было бы.

— Откуда ты можешь знать, что я думаю? — Проглотив комок в горле, она посмотрела ему в глаза, и плевать, что он заметит ее слезы, это уже не важно. Он должен видеть ее лицо, а не только слышать голос. — Не смей больше даже заговаривать со мной, приближаться ко мне.

Она помолчала, потом спросила:

— Что касается имени… тебя зовут Лукас, или это тоже ложь?

Он не сводил с нее глаз. Лицо его стало серым, голос — хриплым.

— Нет, меня действительно зовут Лукас, Лукас Дрейк, граф Кендалл.

Фрэнсис чувствовала, как ярость разливается вместе с кровью по всему телу, отравляя его, как страшный яд.

— Это вся правда?

— Почти, — выдавил Лукас и опустил глаза, уставившись на гладкий мраморный пол.

Фрэнсис изо всех сил боролась со слезами, которые вот-вот грозили пролиться. Еще одну минуту выдержать — всего одну, потом она уйдет и больше никогда его не увидит.

— Я хочу знать только одно: почему? Зачем тебе это было нужно? К чему лицедейство? Какой во всем этом смысл?

Лукас поднял глаза, полные сожаления и раскаяния, но Фрэнсис была не в том состоянии, чтобы это заметить и признать.

— Боюсь, мое объяснение покажется тебе еще более бессмысленным. Понимаешь, я заключил пари с друзьями, и…

Из легких Фрэнсис в одночасье исчез весь воздух. Она сжала кулаки, отвернулась и зажмурилась.

— Остановись. Просто замолчи. Пари? Никогда в жизни не слышала ничего более отвратительного. — Она заставила себя открыть глаза, но не смогла взглянуть на него и уставилась на стойку перил. — Получается, что ты играл моей жизнью, моими чувствами и эмоциями из-за какого-то пари?

Лукас явно не желал, чтобы собравшиеся в холле девицы его слышали, поэтому заговорил еще тише:

— Все начиналось совсем не так, поверь. Дело в том, что я…

Фрэнсис, так на него и не взглянув, подхватила юбки и медленно пошла к площадке следующего этажа.

— Уходи, не желаю больше тебя видеть. Исчезни из моей жизни.

Ей понадобились все ее силы, чтобы подняться по лестнице неторопливо и с достоинством, но она справилась. Фрэнсис не знала, как это у нее получилось, и понятия не имела, как долго продолжался подъем, но, Бог свидетель, сумела ни разу не оглянуться.

Добравшись наконец до своей комнаты, Фрэнсис почувствовала себя совершеннейшей развалиной. Она открыла дверь, вошла внутрь, закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной, сползла на пол и зарыдала в голос.

Альбина, услышав плач хозяйки, на цыпочках вошла в ее комнату из смежной спальни.

— Что случилось, мисс?

— Все в порядке, можешь идти. — Фрэнсис ухватилась за дверную ручку и с трудом встала. Не хватало еще, чтобы Альбина доложила обо всем матери. — Мне просто надо немного полежать.

— Да, мисс, как скажете.

Горничная вышла, а Фрэнсис, едва передвигая деревянные ноги, доплелась до кровати, села и тупо уставилась на мокрый от слез платок.

Как мог Лукас, лакей, оказаться графом Кендаллом, человеком, которого она ненавидела с тех пор, как годом раньше узнала, что именно он автор закона о занятости? Как такое возможно? И, самое главное, как могла она ничего не заметить и не понять? Фрэнсис всегда считала себя неглупой, умела разбираться в людях, но у нее и мысли не возникло об обмане. Выходит, она самая последняя дура?

Нет, неправда! Просто он отменный лжец и интриган, и любой нормальный человек мог бы попасться на крючок, окажись на ее месте. Но почему? Зачем он лгал? И почему именно ей? Ведь на приеме было много юных леди — выбирай любую. Почему он остановил выбор на ней?

Вопросов было много, и ответов на них Фрэнсис не знала. Зачем графу становиться лакеем? Какую цель он преследовал? Он упоминал о пари с друзьями. Значит, это шутка? Розыгрыш? К горлу опять подступил комок, еще больше предыдущего. Получается, что ее жизнью распорядилась кучка хлыщей из сливок общества, изнывающих от безделья, за несколько жалких монет? Этот Кендалл — еще худший ублюдок, чем она считала раньше. Пусть горит в аду.

Вслед за обидой и гневом на него пришла злость на себя. Там, внизу, она позволила себе слишком много эмоций. Она должна была сказать, что ей наплевать и на него самого, и на его позорный закон. Она сказала, что не желает больше никогда его видеть? Но тогда у нее не будет шанса сказать ему, что она думает о его мерзком законе. Она не только позволила мерзавцу разбить ей сердце, но и упустила возможность высказаться. Фрэнсис с остервенением мяла в руках платочек, уже давно превратившийся в мокрый комок. Ну почему жизнь так несправедлива!

Она стала вспоминать их встречи в библиотеке. Боже, что она ему наговорила: о высшем обществе, сезонах, джентльменах, — а он улыбался и кивал, словно соглашался с ней. Лжец и подонок! Мерзкий негодяй!

Как человек может пасть столь низко! Что это за мужчина, если способен воспользоваться неопытностью девушки, чтоб выиграть пари? Нельзя оставлять это безнаказанным, следует все рассказать отцу, чтобы вызвал его на дуэль? Только Фрэнсис быстро отказалась от этой идеи: ведь этот мерзавец может и убить. Да и, если разобраться, она тоже виновата: не надо было бегать на встречи с лакеем. Она не снимает с себя вины. Только она-то не скрывала, что леди, а не какая-нибудь служанка, а он лгал.

Наверняка этот граф потом над ней смеялся, над всеми этими поцелуями. Вспомнив о поцелуях, Фрэнсис покраснела и разозлилась еще больше. Они-то были настоящие? Или граф и тут притворялся, чтобы выиграть пари? Он обнимал ее, целовал… Нет, она не будет думать об остальном: иначе лишится рассудка. Ей придется убедить себя, что ничего не было, никогда, а то не вынесет.

Он лгал обо всем — своем имени, работе, отношениях с лордом Клейтоном, позиции в отношении этого чертова закона. Между прочим, когда он якобы притворялся адвокатом дьявола, говоря о законе… это было не притворство: он выступал за его принятие. У Фрэнсис внутри все переворочивалось, к горлу подступила тошнота. Она сползла с кровати и едва успела добежать до ночного горшка.

Потом она долго сидела, молча, перебирая в уме все слова, которые искренне говорила ему, и снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: почему? Ответ разрывал ей сердце: из-за пари. Какая ужасная жестокость!

За окном стемнело, когда в ее комнату вплыла мать, причем в сильном возбуждении.

— Вот ты где, дорогая. Только что приехал твой отец. Он уже переговорил с сэром Реджинальдом и согласен, чтобы объявление о помолвке было сделано сегодня за ужином.