Ключ к счастью - Джейн Фэйзер Страница 42

Его беспокойство об Анне, настойчивое попечительство многие в семье считали трогательными, но чрезмерными. Особенно в этом была уверена сама «жертва».

Вот и сейчас она продолжала жаловаться сестрам:

— Это несправедливо! Джейн Грей тоже нет пятнадцати, а ее привозят на все праздники и балы.

— Джейн — двоюродная сестра короля, — пыталась ее утешить Пиппа. — Она должна быть на всех торжествах. А тебе совсем не обязательно.

— И нечего завидовать бедняжке Джейн, — добавила Пен. — У нее не жизнь, а настоящая каторга с ее ужасной матерью, которая постоянно пилит ее и щиплет. Даже на виду у всех. Уж не говорю о том, что ее выдадут замуж за того, кто понравится не ей, а матери и членам Тайного совета. Тебе, Анна, это, к счастью, не грозит.

— А как я вообще смогу выйти за кого‑то, — спросила та, вертясь перед зеркалом, — если меня никуда не пускают?.. Вам нравится мое платье?

— Очень, — заверили сестры, Анна сразу успокоилась и тут же выразила горячее желание помочь Пен одеться.

Та, обменявшись взглядами с Пиппой, сказала ласково:

— Милая Анна, у меня к тебе просьба: пойди сейчас и передай мои наилучшие пожелания маме и лорду Хью и заверь их, что через полчаса я буду с ними.

— Но ведь они и так знают, что ты придешь? — удивилась девочка.

— Конечно, но правила этикета требуют, чтобы кто‑то передал им именно то, что я сказала, и именно сейчас. Иначе они сочтут меня невежливой и будут совершенно правы.

— Что ж, если так… — не очень охотно согласилась Анна и ушла выполнять поручение.

— Быстрей одевайся! — сказала Пиппа тоном опытного заговорщика, едва закрылась дверь. — Как только ты исчезнешь, я сообщу родителям, что тебя срочно вызвала принцесса. Скажу, ты с сожалением просила передать им, что не сможешь покинуть ее ни на минуту, она тебя не отпускает, и врач тоже советует не отходить от ее постели.

— Ты хорошо придумала, — одобрила Пен. — Надеюсь, они вскоре возвратятся к себе в Холборн. Что им здесь делать?

— Конечно, — рассмеялась Пиппа, — не встречаться же с герцогиней Суффолк. Мама не может долго находиться с ней в одном помещении… Ты поедешь верхом на свое свидание?

— Да.

Пен только сейчас подумала об этом и решила, что средь бела дня вполне безопасно проехать на коне из Гринвича в Лондон. Да и займет не больше часа. А уж оттуда она легко найдет дорогу до таверны мистрис Райдер, где застанет Оуэна. Вряд ли он будет так торопиться по ее делам, что выедет в Хай‑Уиком спозаранку. Но даже если его уже не будет, она поедет вслед за ним по уикомской дороге и непременно его настигнет.

— Раз ты едешь верхом, — сказала Пиппа, — тебе понадобятся юбки без фижм, возьми у меня… Еще что?.. Не забудь про деньги.

— Ты, как всегда, права.

Пен достала из ящика кошелек, после чего ступила обеими ногами в нижнюю юбку, а руки вдела в рукава оранжевого платья, которое держала для нее Пиппа. О каком‑либо багаже она не хотела сейчас думать: если что‑то понадобится, купит по дороге.

— Обязательно возьми оружие, — со всей серьезностью продолжала советовать Пиппа. — Ты ведь едешь одна. Мало ли что может случиться… — Она содрогнулась. — На тебя ведь уже напали не так давно.

— Ну, от целой шайки бродяг ничего не спасет.

Все же Пен согласилась с Пиппой и взяла небольшой серебряный кинжал; его можно спрятать в рукаве, и он давал иллюзию защищенности.

Пен чувствовала волнение, прежнее спокойствие покинуло ее: она впервые предпринимала такое путешествие на собственный страх и риск. В этом, она сознавала, была определенная авантюра.

Она втянула живот, и Пиппа затянула шнурки корсажа.

— Мне страшновато за тебя. Пен, — сказала она.

— А мне за себя, — призналась та со слабой улыбкой.

— Ты не создана для авантюр такого рода, сестра. И я тоже, — констатировала Пиппа, и было непонятно, гордится она этим или сожалеет. — Где твои ботинки?

Пиппа ринулась в гардеробную, а Пен тем временем плотно стянула волосы сеткой, чтобы поместились под капюшоном плаща и не мешали во время езды.

В конце концов экипировка закончилась: оранжевого цвета бархатное платье приоткрывало черную юбку из дамаста, украшенную вышитыми зелеными цветками; рукава платья, свободные от плеч до локтей, ниже плотно обтягивали руки и запястья; ворот платья был круглый, плотный и довольно жесткий; глубокий вырез у шеи манил поместить там какой‑нибудь драгоценный камень, но Пен поборола искушение, сказав себе, что не должна ничем привлекать лишнего внимания к своей особе. Тем более — зеркало подтвердило это — она и так выглядела вполне привлекательно.

Пиппа протянула ей перчатки и темный плащ на меху — последние штрихи дорожного наряда.

— Ты не сердишься на меня, Пиппа, за то, что я втравила тебя в эту историю? Скажи правду.

— О Боже, Пен! Скорей отправляйся! Если мы проявим малодушие, то не простим себе этого.

Но Пен знала: такого исхода она ни за что не допустит. Как бы она ни волновалась, какую бы вину ни испытывала перед сестрой за ту невинную ложь, к которой ее принудила, решимости в ней не убавилось. Что задумала сделать, сделает. То, что узнается в результате путешествия, каким бы результат ни был, должно принести успокоение. Стать финалом всех ее помыслов и действий.

Или, быть может, сигналом для начала новых…

Пиппа приоткрыла дверь, высунула голову в коридор.

— Никого… Быстрее!.. Не спускайся по главной лестнице.

— Я и не собираюсь. — Пен сжала ее руку в своей и вышла в коридор, на ходу бросив:

— Вернусь через четыре дня…

Пиппа проследила за сестрой, пока та не свернула на узкую лестницу, ведущую в отдаленные помещения дворца. Вновь оказавшись в комнате, подошла к зеркалу, пристально вгляделась в свое отражение. Что‑то в нем ее, видимо, не вполне удовлетворило — она скрутила волосы в узел, потом распустила их и, взяв шпильки, начала колдовать с прической. Но думала при этом не о себе.

Что замыслила Пен?

Почему так легко, даже кротко согласилась с предположением сестры, что все дело в страсти? В жаре любви, которая вспыхнула так внезапно.

Нет, Пиппа не так глупа, чтобы поверить. Во всяком случае, если это правда, то далеко не полная.

Нужно совсем не знать Пен с ее непомерной добропорядочностью и честностью, с ее рассудительным, ясным умом, чтобы не удивиться легкости, с какой она солгала сама и попросила солгать другого человека. Пускай суть не слишком серьезна — подумаешь, захотела куда‑то скрыться на четыре дня, — но ведь у всякой лжи, как говорится, длинные ноги и ее последствия непредсказуемы.

«И какой же вывод из всего этого? — спросила себя Пиппа и ответила самой себе: