Иезуит - Алекс Кейн Страница 42

Тихая радость овладела им, он повалился на постель и принялся разглядывать балки потолка, чувствуя, как его наполняет необъяснимое блаженство. Вот стены слегка пошатнулись, кто-то прошел по комнате, еще и еще, но его это не напугало. Напротив, он любил этих непонятных существ, любил все, что было вокруг, ему хотелось спуститься вниз и расцеловать хозяина, выйти на улицу и обнять каждого встречного. Умиротворение и счастье заполонило душу, переливаясь через край.

И все же разум его был достаточно чист, чтобы понимать: все это — лишь следствие выпитого эликсира. Никуда бежать нельзя, нужно лишь лежать и ждать, когда его действие закончится.

«Как хорошо, что Папа послал меня сюда… Я люблю Федерико Убальдо… Какое наслаждение — жить».

Каждый вечер Стефанио приходил в «Старый дуб» и проводил там пару часов, ожидая появления Федерико. На четвертый день герцог, наконец, появился. Понаблюдав, как Марко поставил перед ним кружку мальвазии и убедившись, что добавленный эликсир начал действовать, Стефанио счел за благо удалиться, дабы не привлекать внимания.

Выждав два дня, он снова навестил Марко, специально выбрав время, когда посетителей почти не было.

— Получилось! — возбужденно прошептал счастливый трактирщик, хлопнув перед гостем кружку кларета. — Пришел позавчера, я все, как вы велели, сделал, а он потом как начал хохотать да всех обнимать. Такой счастливый был… Он и так-то веселый, но таким довольным ни разу его не видел. Уж и актерки его удивлялись, и синьоры, что с ним вместе ходят.

— Ну, а дальше? — нетерпеливо спросил Стефанио.

— Да говорю ж, все радовался да уходить никак не хотел, чуть не до утра засиделись. Двоих актерок наверх, в комнаты, таскал, и все смеялся. И вчера, едва завечерело, а он уже тут. Подавай, говорит, свою волшебную мальвазию. И опять почти до утра хохотал да с актерками обжимался. Даже ко мне подходил, обнял. Я, говорит, счастлив.

— Ну вот, видишь, — удовлетворенно хмыкнул Стефанио, — нечего было переживать. Герцог весел, доволен, а ты говорил — яд.

— Уж простите, синьор Гуандини, глупость мою. Еще кларету?

— Пожалуй, не стоит. В другой раз. Отсчитай мою десятину, скоро заберу.

Мысленно потирая руки, он покинул таверну.

Раз в пару дней Стефанио заходил в «Старый дуб» якобы за десятиной, а на самом деле — чтобы узнать, как идут дела. Марко взахлеб рассказывал, как герцогу полюбился его трактир.

— Каждый вечер приходят, и денька не пропустят, а денег, денег-то оставляют… Уж я и не знаю, как благодарить вас, синьор Гуандини. Все мне теперь завидуют и смекнуть пытаются, чем я его привлек.

Но однажды в конце июня трактирщик обеспокоенно сказал:

— Что делать, синьор? Эликсир-то кончается. Вы б дали мне бутыль побольше, а я, окромя десятины, каждый день вас бесплатно бы кормил.

— Принесу на днях, не волнуйся. Много у тебя еще осталось?

— Так вот буквально капель двадцать, на два вечера то есть.

— Хорошо.

Утром во вторник, двадцать седьмого июня, Стефанио принес Марко еще одну склянку. Тот прижал ее к груди и нежно погладил.

— Вот оно, мое сокровище, богатство мое. Ох, спасибо вам, синьор Гуандини, а то ведь только две капельки осталось.

— Используй их, пока не испортились, а остальное дольешь из новой бутылочки.

«Получается, он даст не десять капель, а восемь… Что ж, так даже лучше, эффект будет тот же, но попозже».

* * *

Ранним утром следующего дня раздался деликатный стук в дверь. Вошел лакей в богатой красной ливрее и с поклоном сообщил:

— Синьор Франческо желает видеть вас за завтраком, ваша светлость.

Федерико Убальдо делла Ровере, с трудом разлепив глаза, потер лицо и недовольно ответил:

— Скажи, сейчас приду. И давай мне умываться, быстро.

Ох уж этот старый отец! Ни отдохнуть, ни поспать не даст, постоянный надзор и придирки. Когда это кончится?!

Юный герцог был зол на весь мир. Трактирщик в «Старом дубе» обнаглел и стал на нем экономить. Вчера вино было обычным, и Федерико так и не дождался уже ставшей привычной эйфории. Так, легкая веселость, не больше. Этот мерзавец разбавляет его, что ли? Стоит запретить столь благородное название трактира, коли он такое себе позволяет!

Меж тем лакей распахнул тяжелые створки окна, и спальню залил солнечный свет, отразившись от бронзовых рам висящих на стенах картин. Федерико поморщился и со вздохом встал. Завтракать совсем не хотелось. Герцог чувствовал слабость, к горлу подкатывала тошнота. Но что делать, если отец зовет, надо идти. Злить его неразумно и опасно.

Четверть часа спустя Федерико уже шел по роскошным комнатам. Миновал тронный зал с огромным, до потолка, камином, и галерею, где под сводчатым потолком рядами висели портреты предков. Завернув за угол, герцог шагнул в молельную, наспех преклонил колено перед бронзовым, с драгоценными камнями, распятием, перекрестился и двинулся дальше.

В богатой, обшитой деревянными панелями столовой, на каждой из которых был вырезан какой-нибудь святой, в окружении застывших лакеев сидели трое: высокий седобородый старик — синьор Франческо, отец Федерико, мать Ливия, красивая темноволосая женщина тридцати семи лет, и жена Клаудиа, девятнадцатилетняя дочь Великого герцога Тосканского.

Его светлость, слегка поклонившись близким, сел напротив супруги.

— Доброе утро, отец, матушка. Доброе утро, дорогая.

Клаудиа откинула со лба непослушную прядь, поджала губы и отвернулась.

— Что опять? — нахмурился герцог.

— Вот именно, — кивнул синьор Франческо, — что опять случилось? Почему вы не ночевали дома, Федерико?

— Отчего же, я вернулся вечером и провел ночь здесь, в замке.

— Вечером?! В третьем часу — это вечером?

Юноша поморщился.

— Отец, ради Бога, не начинайте…

Синьор Франческо в бешенстве бросил ложку на белоснежную скатерть.

— Когда вы уже возьметесь за ум, Федерико? — гремел он. — Сколько можно? Посмотрите вокруг, вот портреты наших предков. Как жили они? Кем себя окружали? Утонченные, образованные, они дружили с лучшими людьми герцогства, с учеными, поэтами, музыкантами, кардиналами. Эти стены видели самых эрудированных людей Италии, слышали их изысканные, остроумные беседы. Мудрые друзья и придворные давали правителям Урбино бесценные советы, руководствуясь не личной выгодой, а исключительно интересами герцогства. А что делаете вы? Кого привечаете? Сплошные пьянки, распутство, расточительность! Вокруг вас какие-то актеришки, безродные проходимцы. Один этот флорентиец, Луиджи Веттори, чего стоит! Ваша задача — проводить дни в государственных делах, а ночью заботиться о продолжении нашей династии, а не шляться по трактирам.