Цена притворства - Снежана Черная Страница 42

Напиток, по цвету и вкусу напоминающий американский оригинал, он нашёл где-то под Самарой и начал возить в Москву цистернами. Себестоимость его была — копейки. Подгазировать ещё чуток, наклеить на бутылки поддельные этикетки — и кока-кола местного разлива готова.

В конце 80- х, в разгар моды на американские джинсы и любой западный импорт, Витина кока-кола уходила на ура.

Раскрутился он быстро. В отличие от многих коммерсов того времени, Витя-Газировка оказался дальновидным: исправно платил дань и не скупился на достойную «крышу». Кроме того, были у него влиятельные друзья, как из криминального мира, так и из органов. Ушлый Самойлов — бывший офицер комитета госбезопасности, а нынче банкир — до сих пор числился в его близком окружении. И дочь его, Асина подружка, частенько захаживала в дом Пылёвых.

Даня не понимал, что общего может быть между этими двумя детками олигархов. Ася, хоть и с гонором, упрямая и своенравная, но всё же был в ней внутренний стержень. Он-то и выделял её из толпы ей подобных, в то время как её подружка Самойлова была совсем из другого теста. Наверное, только безграничное одиночество Аси Пылёвой могло свести вместе этих двух дочерей олигархов.

Данила готов был поспорить с самим собой: она прекрасно понимала, что друзей на самом деле у неё нет. Есть знакомые — нужные и не нужные, нуждающиеся в тебе или использующие тебя. Взаимовыгода — это всё, что движет так называемой дружбой в её окружении. Если выгода исчезает, заканчивается и дружба. А если тебе нечего предложить, её и вовсе не будет.

Только почему-то она крепко держалась за очкарика, которого считала своим другом. К нему она относилась по-другому, не так, как к остальным.

Он прекрасно знал, что за глаза Ася называла его «бультерьером». Знать обо всём происходящем в доме Пылёвых — его работа. Вообще, многие высокопоставленные шишки удивились бы, обнаружив, насколько прислуга в их доме осведомлена о личных делах хозяина.

Он знал также и то, что рядом со своей повзрослевшей дочерью мамаша чувствовала себя неуютно. Наверное, поэтому всячески пыталась выделиться на её фоне. Ведь королева должна быть одна!

А ещё он знал, что она ей и не мамаша вовсе. Почему-то от девчонки этот факт до сих пор скрывали.

Насчёт мамаши у Данилы помимо этого были ещё кое-какие подозрения, но подозрения к делу не пришьёшь, а прямо заявить Вите: «Твоя жена что-то против тебя мутит» — было бы весьма неразумно. Жена — это жена, своя рубаха всегда ближе к телу. А Даня всего лишь наёмная сила, которая прикрывала Витину спину.

Какая ирония: он, который таких, как Витя, ликвидировал, стал начальником службы его безопасности.

Впрочем, Снайпер вынужден был признать, что защитник из него получился хреновый, судя по тому, что Витя сейчас покойник. Всё-таки по другую сторону прицела он справлялся с поставленной задачей лучше.

Своего начальника Данила, конечно, уважал, но уж слишком опасные игры тот вёл — за что и поплатился.

Но всё же смерть Пылёва, да и вообще все смерти, которые он повидал на своём веку, не задели его так, как Витина дочь перед своей помолвкой.

В тот вечер он, как всегда, смотрел ей в спину, прямо на родинку на её левой лопатке. Непроизвольно, по привычке. Её гладкая спина была как стекло оптического прицела «Цейс» с меткой цели, остановившейся прямо на сердце. Именно на место этой родинки он много раз наводил прицел собственной винтовки.

Когда девчонка неуклюже дёрнулась, хватаясь руками за воздух, он испугался. Данила был уверен, что не боится никого и ничего, но сейчас впервые понял, как сильно ошибался.

Если бы она только знала, сколько раз он наблюдал то же самое — вряд ли бы пошутила так жестоко. Увидев её лежащей на полу, с этим до боли знакомым пустым и стеклянным взглядом, он в полной мере ощутил, что это такое — отчаяние и бессилие.

Так всегда бывает, когда что-то необратимо теряешь, и только потом начинаешь понимать, как много оно для тебя значило.

В этот момент Снайпер понял: всё, что было для него ценно — разрушено, и это необратимо!

Оттого ещё больше захотелось её придушить, когда она звонко смеялась своей шутке.

Данилу развели как мальца. И главное, кто? — девчуля, которую и так многие были бы не против убрать, не допустив тем слияния Пылёвых и Бестужевых.

А на смену злости вдруг пришла жалость. Давление, которое оказывал на неё собственный отец и с которым она боролась, как могла, затронули потайные струны его души, о наличии которых он даже не догадывался. Она была разменной монетой, марионеткой в руках крупных воротил бизнеса. А кому как не Дане знать, каково это?

Но помимо жалости, было что-то ещё. Что-то, что он не мог объяснить, но, тем не менее, это не давало ему покоя. Как будто что-то внутри него надломилось. Собранность, внутренняя дисциплина, привычка к ответственности — всё то, что было его неотъемлемой частью, сейчас дало трещину. И всё из-за неё. Из-за девочки с Рублёвки, которая его злила, но вместе с тем притягивала, как будто магнитом.

Скорее всего именно тогда он впервые понял, что влюбился. Отчаянно и по-мальчишески глупо. И от того, что какой-то придурок мог запросто получить то, о чём Снайпер и мечтать не смел, его пробирало до дрожи, до неописуемой иррациональной ярости. Можно было до бесконечности лежать ночами без сна, таращась в потолок. Можно было резать себе кожу на пальцах или биться головой о стенку, чтобы заглушить эту тупую боль и думать: будь я на его месте…

Он видел как она плакала из-за броши своей бабушки. Спрятавшись за углом, она тогда даже не подозревала, что и он подсматривал за ней, как какой-то школьник. И уж тем более она не могла знать, что это был именно он, кто выкупил назад эту дурацкую брошь. Витя вначале собирался это сделать сам, но постоянно занятый своими проблемами, со временем просто махнул рукой.

А вечером, перед её первым балом, что-то изменилось. Решение пришло само собой — сразу, как только он её увидел в белом платье, спускающуюся под всеобщие взгляды по лестнице. Если ангелы существуют, то они должны выглядеть именно так. Данила сжал кулаки, спасаясь от подступившего необузданного желания обладать ею. Он захотел её настолько, что никакие доводы разума не смогли заглушить этого дикого, до боли, до дрожи влечения. Он хотел её! Для себя хотел! Стиснув зубы, Снайпер отвёл взгляд. Было невыносимо смотреть, как этот урод целует его девочку. Самую красивую и желанную на свете! Он сам не понял, когда именно она вдруг стала «его», но рука сама собой потянулась к кобуре. Спасла урода Нинэль, закрыв собой цель и подталкивая её на выход. Пелена тут же спала с глаз, обнажив приличную трещину в его железобетонной выдержке. А следом появилось знакомое чувство свинцового спокойствия и понимание того, что всё произойдёт именно сегодня. Искусство, которое Снайпер когда-то похоронил, вновь пробудилось, отзываясь слабым покалыванием в пальцах руки, сжимающих рукоять пистолета.