Так становятся звёздами. Часть 1 - Екатерина Оленева Страница 41

— Не здесь, прошу вас… не так, — спрятала у него на груди пылающее от страсти и смущения лицо Гаитэ.

— Конечно, — легонько щёлкнул он её по носу. — В первый раз я возьму тебя на белых простынях, в свете луны и звёзд, а не посреди утопающих в грязи улиц, в окружении солдатни. Ты ещё новичок в искусстве любви. Обещаю, что буду терпелив и нежен.

— Не нужно ничего обещать, — грустно сказала Гаитэ.

Её ладонь неторопливо скользнула по его руке, под рукавом. Гаитэ про себя удивилась тому, как нежна его кожа на тыльной стороне предплечья, упругая и гладкая.

— Вообще не говори ничего. Нет хуже обманутых ожиданий.

— Я не обману твоих надежд, дорогая. Вовсе не даром у меня слава одного из лучших любовников.

Почувствовав, как Гаитэ вся сжалась от его слов, Торн взглянул на неё пытливо, действительно желая понять, что её задело.

— Я не сомневаюсь в вашем искусстве любви, сударь.

— А в чём сомневаешься?

— В том, что для вас я буду хоть чем-то отличаться от других женщин, побывавших в вашей постели.

— Конечно, будешь, — крепче обнял её Торн. — Все они были либо потаскухами, либо фаворитками. Ты станешь женой.

Гаитэ отвернулась:

— Это ещё не решено, — глухо сказала она.

— Как это понимать? — сверкнул глазами Торн.

— Разве твой отец не отсылает меня вместе с Сезаром в Рейвдэйл? А ведь там может случиться что угодно.

— Отсылает в Рейвдэйл? С Сезаром?

Торн выглядел удивлённым, даже обескураженным.

— Ты не знал?

— Откуда? О, нет! Они не посмеют так со мной поступить! — вспылил Торн.

— Боюсь, что тут ты ошибаешься — уже посмели. Мне недвусмысленно дали понять, что честь войти в вашу семью мне только надлежит заслужить.

— Исполняя роль заложницы Сезара?!

— Не кричи на меня. Это не я придумала.

— Я не… — Торн стих, сумев совладать с охватившей его яростью. — Я кричу не на тебя. Сама мысль о том, что ты окажешься во власти моего часто весьма далёкого от сдержанности и уравновешенности, брата, мне претит.

В сердце Гаитэ, против её воли, оживала надежда. В конце концов, всем известно, что старший сын был любимчиком императора? Вдруг Торну удастся повлиять на решение отца? Или, хотя бы, отправиться вместе с ними?

Тем временем кортеж добрался до императорского дворца. Но, к сожалению, попасть домой оказалось не так-то легко. Между входом и каретой собралась целая толпа.

— Проклятые короли! Из-за вас Духи наслали на город потоп! Из-за вас мы все обречены на гибель! — раздались выкрики из толпы.

Не говоря ни слова, Торн вытащил из ножен меч. Клинок тускло блеснул в сером, призрачном свете дождливых сумерек. Этого оказалось достаточным, чтобы те, кто стояли ближе всего к проходу, в спешке натыкаясь друг на друга, отошли.

Гаитэ было страшно. И непривычно. До сих пор ей никогда не приходилось бояться обычных людей или их ненависти.

Но меч и стража оказались убедительней кипевшего в их венах гнева. Гаитэ и Торн беспрепятственно дошли до ворот и, когда сняли засовы, просочились внутрь.

Звуки шагов гулко разносились по дворцу, особенно когда шагал Торн стуча каблуками.

— Отец дома? — поинтересовался он у одного из стражников.

— Его Величество ещё не возвращались из Собрания. Обещали быть к ужину.

— Ясно. Ты! — ткнул Торн пальцем в сторону ценного приобретения Гаитэ. — Следуй за нами.

Не успели они войти в комнату, как Гаитэ поспешила занять место у камина. Она замёрзла и, несмотря на плащ, промокла.

Кристоф Кастанэ остановившись на середине комнаты, выглядел не слишком дружелюбно. Он стал ещё менее дружелюбным, когда кончик меча Торна, поднявшись, упёрся ему в горло.

— Торн! Не надо! — сорвалось с губ Гаитэ, но в ответ он только оскалил в усмешке, куда больше похожей на оскал, чем на улыбку, зубы.

— Полагаю, смерд, ты хочешь получить работу? — обратился к проходимцу он, щуря глаза, отчего вокруг них пролегли выразительные лучики. — Но, чтобы служить самой императрице, нужно представлять себя нечто больше, чем ничто. На что ты способен, парень? Если ты, конечно, парень? Давай, покажи!

Взгляды мужчин встретились. Один глядел с вызовом и любопытством, второй — мрачно и обречённо.

— Ну же? Или ты хочешь, чтобы я велел выкинуть тебя на улицу немедленно? Всякая шваль мне не нужна.

Прежде, чем Торн успел договорить, Кастанэ крутанулся, отклоняясь назад, уходя от угрожающего ему оружие и в следующую секунду неведомо откуда взявшихся в его руках два клинка нацелились на горло противника, заставив сердце Гаитэ испуганно оборваться.

— Ого! — фыркнул Торн. — Неплохо!

Гаитэ не разделяла его веселья. Они с проходимцем были наедине, стража — за дверью. Беспечный Торн явно не до оценивал серьёзность угрозы.

— Ты проворней, чем я думал! — продолжал криво ухмыляться Торн, игнорируя холодный и острый кончик металла, не позволяющий ему опустить голову, из опасения получить второй рот, чуть ниже подбородка. — Слишком проворен для обыкновенного мужеложца.

— Значит, я необыкновенный, — прохрипел Кастанэ. — Вы для императорского сыночка тоже ничего дерётесь.

Торн рассмеялся.

Несмотря на обмен любезностями, ни один, ни другой противник не спешили отвести клинок.

— А ты дерзок. Слишком. Если учесть, что я тот, кто будет платить тебе жалование.

— У меня уже есть хозяин.

— Сколько бы он тебе не платил, я заплачу вдвое.

Гаитэ почудилось, что Кристоф слишком напирает на рукоять своего меча.

— Довольно! Опусти оружие! — сорвалось с её губ.

К её удивлению, Кристоф послушался безоговорочно.

— Как прикажите, миледи, — потом он вновь повернулся к Торну. — Вынужден отказать, сеньор. Я дал слово служить сеньорите, пока не выплачу долг жизни.

— Вот и отлично! В этом наши желания совпадают. Я буду платить тебе за то, чтобы ты служил ей. Но если ты не справишься, если навредишь хоть в малом, я найду тебя из-под земли, и ты пожалеешь о том, что не умер сегодня.

Кристоф снова поклонился:

— В угрозах нет нужды, сеньор. Я дал слово и сдержу его.

— Вижу, ты ловкий и верный. Но достаточно ли ты умный?

В отличие от Кристофа, Торн и не думал опускать оружие. Уличив момент, когда тот отвлёкся, он обезоружил его, выбив клинок из рук. В следующее мгновение острый локоть прижал слугу к колонне, а приставленный к рёбрам клинок не давал даже вздохнуть без опасения быть выпотрошенным.