Экспедиция в любовь - Елена Лагутина Страница 41

Татьяна помолчала и задала следующий вопрос:

— А ты как же?

— Что — я? Переживала, конечно, сильно. Долго потом как полумертвая ходила. Потом отошла, конечно, но было погано.

— А Мишка обо всей этой истории знал? Вы же с ним вместе учились, да?

Маша утвердительно кивнула:

— Ага. На одном курсе, только на разных отделениях. А знать он, конечно, знал. Об этом вообще весь институт знал. Правда, о финале можно было только догадываться, потому что Вадим-то институт закончил, и о нем мало кто что потом вообще знал.

Татьяна внимательно смотрела на Машу, как будто стараясь что-то понять. Наконец она задумчиво проговорила:

— Слушай, я вот что-то не понимаю… Как же ты с ним сейчас могла… после всего этого, после того, как он с тобой поступил?

— А я и сама не понимаю! — засмеялась Маша. — Честное слово, не понимаю. Как затмение какое-то нашло. Знаешь, Танька, так здорово, что ты ко мне привязалась, как банный лист, хотя я на тебя и злилась сначала. А вот сейчас с тобой поговорила, и у меня все встало на свои места. Я теперь точно знаю, что мне с Вадимом делать.

— И что же, если не секрет?

— Послать его подальше и забыть о нем, вот что. И вообще я намерена забыть о том, что сегодня было, раз и навсегда. Не было ничего, мне дурной сон приснился.

— А сможешь? — сочувственно спросила Таня. Маша задумалась, как бы прислушиваясь к себе, а потом твердо ответила:

— Смогу!

Вернувшись в лагерь, Маша занялась своими обычными делами — постирала, навела порядок в палатке и вокруг нее, немного повалялась с книжкой. К обеду она вышла уже совершенно в другом настроении и, когда увидела наконец-то соизволившего выползти в столовую Вадима, встретила его пристальный взгляд без малейшего смущения или неуверенности.

— Долго спишь! — мимоходом сказала она ему, проходя мимо. Вадим ничего не ответил. Весь день он старался подловить момент, чтобы поговорить с Машей наедине, но она не давала ему такой возможности. А вечером она вновь услышала тихие шаги возле своей палатки и вышла навстречу незваному гостю.

— Машка, как я соскучился за целый день! А ты на меня даже не взглянула… — шепнул Вадим, протянув руки, чтобы обнять Машу. Но она отпрянула в сторону, сделав предупреждающий жест.

— Вадим, у меня к тебе есть очень большая просьба, — тоже шепотом произнесла она.

— Говори! Заранее обещаю тебе все, что угодно! — весело откликнулся он.

Маша серьезно сказала:

— Вадим, ты, по-моему, свои дела здесь закончил. Если нет, то заканчивай их и поскорее уезжай. И забудь, пожалуйста, навсегда о моем существовании.

Вадим ожидал чего угодно, только не этого. Он предполагал, что Маша, зная о его близком отъезде, попросит о встрече в городе, о том, чтобы их возобновившиеся отношения не прервались бы слишком быстро. Но услышать от нее такую просьбу, да еще высказанную непреклонным тоном — это было для него просто оскорбительно. Его, Вадима Шувалова, любимца женщин, просят исчезнуть и больше не появляться! Да что она о себе возомнила?! Нет, нельзя это так оставить, нужно разобраться в этих странностях. Что она задумала?

— Машенька, — ласково сказал Вадим, вновь пытаясь к ней приблизиться, — Машенька, что с тобой, моя девочка? Я тебя чем-то обидел или напугал? Ну давай мы с тобой поговорим, ты мне расскажешь, в чем дело, и все будет хорошо. Ну иди сюда, моя маленькая…

Однако Маша не сделала ни малейшей попытки приблизиться к нему. Она все тем же холодным, вежливым тоном ответила:

— Вадим, нам с тобой совершенно не о чем разговаривать. Считай все, что было вчера ночью, моей ошибкой. И обсуждать эту ошибку я с тобой не намерена. У меня к тебе лишь одна просьба: уезжай, оставь меня в покое.

Вадим скрипнул зубами. Больше всего ему сейчас хотелось ударить Машу или сказать ей что-то такое, чтобы она заплакала, чтобы ей стало больно и она потеряла бы это свое омерзительное ледяное спокойствие… Однако он сумел сдержаться и все так же ласково, а теперь еще и грустно сказать, укоризненно покачивая головой:

— Ах, Машка, Машка… Какой же ты все-таки еще ребенок! Хорошо, завтра или послезавтра я уеду. Ты за что-то сердишься на меня, но я все равно буду считать себя твоим другом. Когда ты передумаешь — позвони. Я буду ждать.