Свадебные колокола - Конни Брокуэй Страница 41

Она прислонилась спиной к покрытой плесенью, влажной каменной стене. Янтарный свет фонаря высветил ее профиль. Занервничав, она расстегнула верхнюю пуговку своего строгого платья, открыв взору трогательную ямочку под горлом и даже не подозревая, что вводит его в искушение.

— Он сказал, что забылся, — пояснила она.

— Забылся? — Джастин расхохотался. Ему даже не пришлось притворяться, будто его забавляет объяснение Эрнста. Что мог знать какой-то бедолага о том, насколько может забыться мужчина?

Неодолимая сила потянула его подойти еще ближе к ней, так чтобы лишить ее всякого шанса убежать. Он наклонился над ней, вдыхая ее нежный, свежий запах, а последние крохи здравого смысла, еще оставшиеся у него, требовали, чтобы он отступил назад, пока не поздно. Ей следовало хотя бы попытаться убежать. А она, глупышка, осталась на месте. На лице ее появилось выражение уязвленной гордости.

— Почему вы смеетесь? Не верите, что кто-нибудь из-за меня может потерять голову? — У нее дрожал голос. — Что ж, возможно, так оно и есть. Но он сам так сказал, и я была бы вам благодарна, если бы вы не смеялись над этим. И над ним. И надо мной. — Ее губы — великолепные, полненькие, соблазнительные губы — дрожали.

Боже милосердный! Она ничего не понимает. Даже не подозревает. Он не должен пользоваться удобным случаем. Благородные мысли крутились в его голове, а сам он тем временем схватил ее за плечи и, наклонив голову, пробормотал:

— Он сказал, что забылся? Потерял голову? Я вам по кажу, что значит потерять голову.

Он наклонился ниже и овладел ее губами. Горячая волна чувственного удовольствия прокатилась по его телу. Ее губы… Господи, одно прикосновение к ним было настоящим праздником. Он услышал, как она тихо вздохнула и очень по-женски удивленно охнула, словно радовалась неожиданному подарку.

Ее восклицание глубоко тронуло его. Тело его, словно камертон, отозвалось на такой милый, радостный звук. Он вдохнул его с ее губ, приказав себе не спешить, но страсть уже овладела им, задав собственный ритм. Его руки скользнули вниз и обняли ее за талию.

Она была миниатюрная, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, и такая же изящная. Но гибкая, словно веточка ивы, и очень женственная. И такая податливая. Прижав ее к себе, он почувствовал слабое сопротивление, но почти сразу же уловил тот миг, когда она сдалась.

Она не остановила его. Не вырывалась. Не отступила. Она стояла, запрокинув голову, и позволяла себя целовать. Пока еще не участвуя в процессе. Как нищий принимает подаяние или как богиня принимает поклонение. Она, наверное, и сама не сумела бы объяснить свое поведение.

Он приоткрыл рот, нежно поглаживая губами ее губы. Медленно, нежно лаская их. Но разгоряченная кровь заставила его ускорить движения.

Он сосчитал до десяти, продолжая играть ее губами, в полной уверенности, что сможет держать свои действия под контролем. Уж он-то не потеряет голову. Он принадлежит к числу людей, которые не теряют голову в любой ситуации. Но ему еще никогда не приходилось иметь дело с такой, как она. С ее нежными, раскрывшимися губками, требующими продолжения, с ее медленно пробуждающимся желанием.

Его руки скользнули вверх, остановившись там, где начиналась округлость грудей. Ее тело выгнулось. Самую малость. Совсем немного, но достаточно, чтобы прикоснуться грудью к его пальцам.

Он оторвался от ее губ, убрал руки подальше от искушения и взял ее за предплечья.

— Это и называется «потерять голову»? — насмешливо спросила Эви.

— Нет, — ответил он таким резким тоном, какого она у него раньше не замечала.

Она кивнула, восприняв его тон как заслуженный упрек. Она задала глупый вопрос. В свои двадцать пять лет она ничего не понимала, была настолько неискушенной в любовных играх, что даже не знала, куда девать руки, когда ее целует мужчина. Руки ее висели, словно гири на старинных часах, тогда как все остальное тело тянулось к нему, как будто желая, чтобы он вобрал его в себя.

На лице его застыло непроницаемое выражение. Гнев? Пожалуй. Но почему он рассердился? Она еще никогда не видела Джастина в гневе. Он бывал недовольным. Раздраженным. Но не сердитым.

Свои прекрасные зеленовато-голубые глаза он полуприкрыл, губы плотно сжал. Ну почему она во всем этом ничего не смыслит?

Он раскрыл ворот ее платья, который почему-то оказался незастегнутым. Большой палец скользнул под кружево и нащупал пульс у основания горла, а остальные пальцы обхватили ее шею под густой копной волос. Отклонив назад ее голову, он подушечкой большого пальца уловил замирающие удары пульса.

Она еще никогда в жизни не чувствовала себя такой женственной и вместе с тем такой возмутительно неумелой как женщина.

— Вы были правы, — изо всех сил стараясь казаться объективной, сказала она прерывающимся голосом.

Его большой палец принялся медленно описывать круги по ее грудной кости, разжигая огонь во всем теле. Ресницы ее затрепетали под стеклами очков, как крылья пойманной бабочки. Он не потерял голову; что-то неразборчиво пробормотав, он вдруг крепко прижал ее к груди, запустив пальцы в ее волосы, и впился губами в ее губы.

И вот тогда… Тогда ее руки нашли, что им делать. Тихо всхлипнув, она обвила ими его шею. Ее губы раскрылись, причем не как-нибудь робко, а полностью, желая получить что-то большее… что-то… Ах! Да! Вот оно!

Его язык проник глубоко в ее рот, лаская гладкую внутреннюю поверхность щек, прикасаясь к ее языку, заставляя звучать в ответ каждую струнку ее организма. Вот какова черная икра!

— Эви, — прошептал он.

Она слышала лишь нежные, влажные звуки грешных, пьянящих поцелуев. Его руки обвились вокруг ее талии, и она откинулась назад, заставляя его последовать за ней, прижимаясь бедрами к его бедрам.

Выругавшись, Джастин оторвался от губ Эвелины. Он содрогнулся от еле сдерживаемого желания и с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Он прижался к ней, испытывая сильнейшую эрекцию. Она вздохнула в сладкой истоме, как изнеженная кошечка, и призывно, как заправская кокетка.

Ее губы тронула улыбка. Невинная, грешная, несведущая и абсолютно все понимающая. Ему хотелось впиться зубами в ее пухлую нижнюю губу. Ему хотелось большего. Хотелось увидеть нежные, округлые груди, которые он ощущал под своими пальцами. Он хотел почувствовать ее на вкус, раздеть ее, поиграть с ней. Войти внутрь ее тела.

— Еще.

Он немного переместил ее, поддерживая равновесие одной рукой, и запустил другую руку под лиф платья. Пальцы его прошлись по грудной кости, словно играя на свирели. Все ее тело пело. Она затаила дыхание, замерев в ожидании продолжения.

Он опустил голову и расстегнул еще одну пуговицу, потом еще одну. И еще. И наконец раскрыл платье и обнажил порозовевшую грудь с нежно просвечивающими сквозь кожу, как на редком мраморе, венами. Грудь полненькую, хорошо развитую.