Мой милый враг - Конни Брокуэй Страница 41

— А что с ним может случиться? — удивленно спросила она.

— На конюшнях уйма грязи и сильные сквозняки. А лошади — непредсказуемые, легковозбудимые животные… Не желаешь ли выпить, Франциска? — Он кивнул на хрустальный графин с виски.

— С удовольствием. И тебе незачем так беспокоиться насчет Бернарда. Питомцы Лили уже давно не представляют ни для кого опасности, а мальчику очень нравится ездить верхом. Насколько мне известно, это единственный вид спорта, которым он занимается с охотой.

— Я бы тоже занялся им, если бы мог, — буркнул Эйвери, в воображении которого уже возник образ Лили Бид, легким галопом мчащейся через поля с развевающимися за спиной черными волосами.

Усилием воли он отогнал от себя это видение, занявшись графином со спиртным и одновременно думая о своем юном кузене. Итак, чем бы ни объяснялись внезапные спазмы в легких Бернарда, они не были вызваны близостью лошадей — тем внешним фактором, который так долго причинял страдания ему самому. Если они с Бернардом вместе обсудят этот вопрос, то, быть может, им удастся выяснить, при каких условиях у мальчика чаще всего появляются приступы одышки, и тогда ему останется делать то же, что делал в свое время Эйвери, — избегать тех мест или событий, которые способствуют их возникновению.

— Эйвери, — задумчиво проговорила Франциска, — неужели именно лошади вызывают эти спазмы в твоей груди?

Он совсем забыл о Франциске. Свернувшись в клубочек в уголке огромного дивана, в своих светлых полупрозрачных одеждах она походила на осеннюю бабочку — пусть немного увядшую и слегка потрепанную, но все еще обворожительную.

— Иногда, — ответил он уклончиво. — Вряд ли стоит сейчас об этом говорить. Я стараюсь не приближаться к ним, если только меня не вынуждают обстоятельства. Ну, а теперь о ней.

— О ней? — Франциска выглядела озадаченной. Но затем ее лицо прояснилось. — Ах да. О ней. И что же?

Эйвери помолчал, размышляя, стоит ли ему откровенничать с кузиной. Бесспорно, среди его знакомых не было человека, который мог судить о характере Лили с большим беспристрастием, чем Франциска. Природа наделила ее опытом в вопросах отношения полов, и так было с тех пор, когда она еще только вышла из детского возраста.

— Камфилд, — произнес он наконец, передавая ей стакан виски с содовой.

— Мартин Камфилд? — Франциска взяла у него из рук стакан. — А он здесь при чем?

— Какого рода отношения существуют между ним и мисс Бид?

Ее губы сложились в презрительную гримаску.

— Насколько я могу судить, мистер Камфилд очень высокого мнения об умственных способностях Лили.

Эйвери успокоился. Если самым сильным чувством, которое Камфилд испытывает к такой женщине, как Лили, было высокое мнение о ее умственных способностях, то этот человек либо гомосексуалист, либо евнух. В любом случае Эйвери теперь был настроен к нему более доброжелательно, чем в начале разговора. Он улыбнулся:

— Или по крайней мере он сам хочет, чтобы она так Думала.

Улыбка исчезла с его лица.

— Возможно, Мартин Камфилд просто достаточно мудр, чтобы понять, насколько привлекательнее выглядит в глазах Лили мужчина, который ценит в ней личность, чем тот, который просто с ней заигрывает.

— Я никогда с ней не заигрывал!

— Но, Эйвери, я и не упрекала тебя в этом! — оскорбленно воскликнула Франциска.

— Я только хотел дать понять, что не отношусь к людям подобного сорта.

— И очень жаль, — отозвалась Франциска, одним залпом осушив добрую половину содержимого стакана.

— А как насчет Лили?

— Лили?

— Поощряет ли она ухаживания Камфилда?

— Разумеется, да, — ответила Франциска, поставив пустой стакан на столик рядом с диваном. — Что с тобой, Эйвери? Ты нездоров?

При одной мысли о Лили в объятиях Камфилда — или, что еще хуже, Камфилда в объятиях Лили — у Эйвери заныли зубы, и ему стоило немалых усилий их разжать.

— Со мной все в порядке. Просто мне неприятно было узнать, что женщина с умом и дарованиями Лили способна опуститься до того, чтобы таким грубым и бесчестным образом манипулировать чувствами мужчины.

— Грубым? Бесчестным? — Франциска нахмурилась. — И в чем же я, по-твоему, только что уличила Лили?

— В том, что она пускает в ход свои женские уловки, чтобы добиться от мужчин того, что ей нужно.

— Понятно. — Франциска покачала головой. — До чего же у некоторых людей богатое воображение! Не могу ли я спросить, что именно ей нужно от Мартина Камфилда?

— Понятия не имею, — отозвался Эйвери раздраженно. — Да и откуда мне знать? Что она сумела извлечь для себя из их знакомства?

Франциска откинулась на спинку дивана, лицо ее выражало глубокую задумчивость.

— Что ж, — произнесла она медленно, — пожалуй, она может похвастаться тем, что ей удалось приобрести у него семена для посева по очень низкой цене. Должна признаться, мне самой никогда не пришло бы в голову предлагать мужчине свою благосклонность в обмен на десятипроцентную скидку при покупке семян, но если она и впрямь так поступила, я бы назвала это чертовски удачным ходом…

— Не говори глупостей!

— Кто, я? — Она поднялась с дивана. — А мне казалось, что это ты слишком торопишься с выводами. Я говорила о том, что Лили кокетничала с Мартином Камфилдом, а не спала с ним, ты, чурбан неотесанный! Разница большая, как. ты сам понимаешь.

— Если бы ты перестала насмехаться над нами, простыми смертными, и отвечала бы на мои вопросы прямо, я бы не стал торопиться с выводами, — парировал он.

Его слова возымели желаемый эффект. Надменное выражение исчезло с лица Франциски. Под тонким слоем пудры, покрывавшим ее кожу, проступил яркий румянец.

— Неужели Лили позволила себе нечто такое, что дало тебе повод… э-э… подозревать ее в легкомыслии?

— Я джентльмен, Франциска, — ответил Эйвери холодно.

— Ага! — воскликнула она торжествующе. — Но одного я все-таки не пойму, Эйвери. Если она и ты… почему же ты тогда?.. — Она присмотрелась к нему повнимательнее. — Ты не доверяешь ее знакам внимания?

— Если с ее стороны и были какие-то знаки внимания — а я, как джентльмен, предпочел бы не распространяться на этот счет, то да, у меня есть все основания им не доверять. Я был бы круглым идиотом, если бы поступил иначе. Вот передо мной женщина, которая явно меня не выносит, которая в течение почти пяти лет писала мне всякие колкости и не делает никакой тайны из того обстоятельства, что намерена урвать у меня мое законное наследство, и вдруг она…

Оказывает мне знаки внимания! Что я мог… нет, должен был подумать?

— Бедняга. — Франциска наблюдала за ним с каким-то болезненным интересом.