Пари, или не будите Лихо - Яна Лари Страница 41

Обещаю

Плюхнувшись на пассажирское сидение, молча разглядываю настраивающего под себя зеркала Матвея. Как ни странно, на нём постепенно зажили все ссадины, а новые так и не появились, и хотя боевые отметины паршивца совсем не портят, на душе светлеет от мысли, что он почти перестал наведываться в гараж, где собирается и дебоширит вся молодёжь окраины. Лера мне как-то рассказывала о своём сомнительном знакомстве с этим вертепом, закончившимся кровавой дракой стенка на стенку против ребят из центра. Судя по услышанным обрывкам разговоров, большинство гематом Лихо собирает именно там.

Очередная его уступка пронизывает сердце нежностью. Быстро смаргиваю не пойми с чего набежавшие слёзы, проклиная несвойственную себе эмоциональность. Все три недели, что мы живём вместе, я себя едва узнаю: капризы, истерики, слёзы на ровном месте... Не понимаю, что со мной творится. Побочный эффект большой любви?

– Что за крендель вокруг тебя отирался? – вдруг заговаривает Матвей, не глядя на меня. Старательно так не глядя, будто опасаясь, что пережмёт моё горло так же крепко, как оплётку руля.

– Денис. Мой друг, – выпаливаю чётко, с опаской вслушиваясь в натужный скрип кожи под его пальцами.

– Не знал, что друзья прокусывают друг другу языки. Какой-то особый обряд братания?

В холодном тоне проскальзывает раздражение, но так и не находит себе выхода. Поразительно.

– Это было всего один раз. В выпускном классе, – провожу ладонью по лицу, морщась от необходимости отчитываться и подбирать оправдания делам давно минувших дней. У меня ни малейшего желания ссориться, но накопленная за день взвинченность прорывается упреждающим рыком в мой голос. – Послушай, мы правда всего лишь очень хорошие старые друзья. Точка.

– Запятая, – серьёзно говорит Матвей. – Обычно наш брат дружит только с той женщиной, которую опоздал любить.

– Леру вспомнил? Тут, конечно, засада. Беда оказался шустрее.

– Это другое, – ощутимо расслабившись, он накрывает ладонью моё бедро, затем с какой-то несвойственной себе неловкостью переносит её мне на живот. – Совсем другое. Пусть я не сразу понял.

Мне ничего не остаётся, кроме как философски вздохнуть и смириться. В конце концов, я тоже целых три года отношений с Дроновым путала любовь с комфортом.

– Ты постоянно пропадаешь ночами, – всё-таки произношу тихо. Не для того, чтобы упрекнуть, просто накипевшее уже не вмещается внутри. – Страшно представить, сколько у тебя должно быть интрижек.

– Ни одной, – уверенно произносит он. Два слова, а мне в лёгкие будто кислород пустили... и сразу же отняли следующим вопросом. – Почему ты не сказала, что ждёшь ребёнка?

Что, чёрт возьми?!

– По-твоему это смешно? – обиженно сбрасываю его руку. Тема материнства всегда вызывала во мне трепетное отношение. Что-то сродни стремлению компенсировать собственному ребёнку недополученную любовь, и превращать её в предмет какого-то глупого прикола я не позволю даже в шутку.

Но Матвей упрямо возвращает ладонь на место.

– А кто смеётся? – возражает немного нервно. – Это касается и меня тоже. Имел я право узнать первым, как думаешь? Когда ты собиралась мне рассказать? И собиралась ли?

Он болезненно усмехается, вопросительно глядя мне в глаза, на что я лишь поджимаю губы и опускаю голову, пытаясь сообразить, чем могла заслужить прозвучавший упрёк.

– Мась, даже не знаю, с чего ты взял... и на самом деле неважно. Я никого не жду: ни ребёнка, ни добра, ни справедливости, – с трудом сдерживаю слёзы, сжимая пальцами его кисть. Крепко сжимая, так крепко, словно вымещая злость на кольнувшее сердце сожаление при виде отчаянья, с которым этот юный хулиган поглаживает мой плоский живот. Боюсь представить на какие страшные поступки его бы подвигла мысль о скором отцовстве.

"Быстрые деньги чистыми не бывают!" крикнул недавно Лихо в пылу ссоры. Даже не сомневаюсь. Но на миг всё равно до дрожи захотелось, чтобы во мне сейчас бились два сердца – моё и наше.

Когда-нибудь, непременно. Пока ещё не время.

– Не ври мне, – стальные нотки его голоса выдают недоверие и, возможно, смутное разочарование, а, может быть, показалось. – Ты говорила утром с Лерой...

– Можешь не продолжать, – качаю головой, подавляя поднимающийся вверх по груди жалобный всхлип. Рядом с Матвеем так просто быть слабой, но он и так взвалил на себя больше, чем способен нести. Какова вероятность, что новое испытание не толкнёт его за грань невозврата? С каждым разом она ближе к нулю. – Речь шла совсем о другом, это недоразумение. Нет никакой беременности, – снова заглядываю ему в глаза, стараясь если не словом, то взглядом убедить его в своей искренности.

– Тогда почему на тебе лица нет? – бережно сжимает он пальцами мой подбородок и медленно поворачивает голову сначала влево, затем в право, словно давая прочувствовать всю глубину отпечатавшихся на мне переживаний.

– Меня сократили, Мась, – сдаюсь, понимая, что скрыть правду всё равно не получится, а следом робко озвучиваю свои главные страхи, ведь в отношениях главное честность. – Я без понятия, куда ещё в нашей дыре можно податься с моим биофаком. Меня устроит любая работа: сиделкой, дворником – неважно кем, но нам и так на жизнь не хватало... я ж теперь тебя вообще не увижу, да?

Матвей смотрит в упор, будто что-то взвешивает, недолго – полтора моих вдоха – и говорит негромко, с металлом в голосе:

– Вера, хватит ерундой заниматься. Мне Стёпа развалюху свою погонять дал, буду таксовать вечерами. Больше никаких грязных денег. Обещаю.

– А что мешало взять мою машину? – недоверчиво шмыгаю носом, видя в прищуренных глазах решительность, но будучи не в состоянии определить, что тою движет. – У неё и расход меньше.

Матвей на секунду напрягается, нагнетая неоформленную до конца настороженность, но потом полностью смазывает это чувство, запуская руку мне в волосы и жёстко притягивая к себе.

– Потому что. Твою жалко гробить по местным колдобинам, – ласкает ухо уверенным шепотом. – Не грузись, моя славная. Всё будет хорошо.

Тепло его пальцев забирает страх, унимает озноб, сотрясающий мышцы, сжимает проблемы до уровня мелких неурядиц. На сердце становится так легко, будто внутри меня невесомость. Она и есть. С ним иначе не бывает.

– Ты специально ждал потепления, чтобы начать носить шапку? – улыбаюсь, касаясь пальцами головного убора из чёрной шерсти.

Матвей, замявшись, его стягивает, являя взору ровный ёжик волос длиною примерно с трёхднёвную щетину.