Не любовь. Не с нами - Наталия Романова Страница 41

Факт, что завтра он отправится в ЗАГС и скажет убийственное «да», лишил меня аппетита, покоя и сна в буквальном смысле. Я не могла проглотить ни кусочка уже несколько дней, даже любимое мороженое вызывало тошноту. Спала урывками, чаще днём, приваливаясь на гамак. Ночью хотелось визжать от отчаяния, нестерпимой боли. Если можно моё состояние описать фразой «болела душа», то стоит добавить, что душа моя распространялась на всё тело. Болели, кажется, даже кончики волос!

Накануне свадьбы Глеб заехал к Коле, чтобы забрать его на мальчишник, который решили провести в пустующем родительском гнезде Головановых. В этом доме вырос Голованов-старший, потом жил с молодой женой и сыном, пока не пошёл в гору по карьерной лестнице. Перебрался в город поближе к администрации. К свадьбе сына вовсе жил в Москве. Дом стоял пустым не один год, однако, его не продавали и никогда не сдавали.

Я стояла в тени перголы, не сводила прямого взгляда со смеющегося Голованова, умирая каждую утекающую секунду. Одно, вторая, третья, пятая… Он становился всё дальше от меня, и всё ближе к собственной свадьбе. Мой прекрасный принц, умеющий целовать, как никто другой, ускользал, как песок сквозь пальцы, я же могла лишь смотреть на белозубую улыбку и мечтать забыть о нем навсегда. Или умереть.

Глеб оторвался от гогочущих приятелей, ожидающих Колька, который никак не мог расстаться с Нютой, не выходил во двор. Я смотрела на идущего ко мне Глеба, впитывала всё, что видела. Взлохмаченные, отливающие рыжиной волосы, обхват плеч, сильные руки, кисти с сеткой вен, по которым бежала кровь, питая сердце, решившее, что я недостойна любви.

– Привет, – сказал Глеб, остановившись на расстоянии вытянутой руки. – Как ты?

– Выбери меня, – прошептала я тогда, не веря, что опускаюсь до прямой, унижающей меня просьбы. – Выбери.

– Цыпа… – Глеб посмотрел на меня со странной смесью боли, снисходительности и сомнения… – У тебя всё будет хорошо, обещаю, – с этими словами он шагнул назад, все ещё стоя лицом ко мне.

– Выбери, – прошептала я одними губами.

– Нет, – так же губами ответил он.

В это время из дома выскочил счастливый Коля, натягивая на ходу рубашку. Глеб приветливо засмеялся, пошёл к другу, отпуская скользкие шуточки, на которые брат только раскатисто ржал, как довольный жизнью жеребец. Я осталась стоять, где стояла, впитывая по крупицам простое, ясное, однозначное «нет».

Коля вернулся к полуночи, естественно, навеселе, лез с объятиями и поцелуями к Нюте. Рассказывал, как здорово они провели время в чисто мужской компании с друганами, как в старые, добрые времена.

– Лийка в квартире осталась. Примета плохая – ночевать с женихом перед свадьбой.

– Семь лет жить до свадьбы не плохая примета, а ночевать – плохая, – фыркнула Нюта. – Голованов-то где ночует? К родителям поехал?

– Не, там же, – небрежно бросил Коля. – Зачем куда-то ехать? Целый дом в его распоряжении.

К часу ночи домочадцы крепко спали. Я на цыпочках выбралась из дома, проскочила за ворота, оттуда вызвала такси. Если кто-то и видел фары, то не придал значения, отдыхающие постоянно приезжали, уезжали, ещё одна машина среди ночи не могла привлечь внимание.

Добрались быстро, ночами пробки почти рассасывались. Остановились у невысокого забора, единожды виденного мной дома. Я неуверенно посмотрела на тёмные окна, сжала кулаки, досчитала до десяти и обратно.

– Девушка, с вами всё хорошо? – поинтересовался услужливый водитель.

– Всё отлично, – кивнула я.

– Вас подождать? – Он с сомнением оглядел меня с ног до головы. Выбирать наряд было некогда: шорты, футболка, спортивные босоножки – вот и весь изыск.

– Не надо, всё хорошо, – посмотрела я в глаза таксисту. – Просто задержалась, папа ругаться будет, – нашлась я.

– А, – выдохнул он и улыбнулся расслабленно: – Папа сильно не обидит. Слушайся папу, – сказал он мне в спину.

Пробраться на участок оказалось просто. С задней стороны двора, выходящей на узкий проулок, где ходят только местные, легко открылась калитка. В доме дверь была закрыта на замок, гараж тоже, зато на первом этаже распахнуто окно. Пододвинула пластиковый стол с остатками трапезы к окну, подтянулась, перебралась в дом – вот и вся операция по незаконному проникновению.

На первом этаже Глеба не оказалось, на втором были закрыты все комнаты, кроме одной. Я заглянула, распахнутые шторы позволяли луне бросать синеватый свет на то, что я видела: широкая кровать, на которой на спине растянулся Глеб, закинув руку за голову.

На цыпочках я подошла к кровати, быстро скинула одежду, оставила только трусы – их снять стало невыносимо страшно, легла рядом с Глебом, вытянувшись по струнке. Он проговорил неясную фразу, продолжая спать. Страх во мне боролся со стыдом, а стыд с желанием сделать то, зачем я явилась к почти женатому мужчине среди ночи.

Глеб… Глеб просто не знает, не понимает, что он – мой единственный, тот, без которого я умру. А он? Он разве сможет стать счастливым с этой мерзкой Лией? Нужно, чтобы он понял, что именно теряет. Понял наверняка, чтобы не осталось никаких сомнений.

Меня колотило как в лихорадке, когда я дотронулась до плеча Глеба. Он тут же открыл глаза, мгновенно закрыл, резко выдохнул. Протянул руку, дёрнул меня на себя, чтобы обхватить огромными ладонями мою обнажённую талию, сжать ягодицы, выдохнуть в губы:

– Чёрт…

Я почувствовала его вкус, лёгкие поглаживания, прерывающиеся мужским дыханием, от которого внутри всё цепенело и сладко-сладко ныло. Ведь это я вызывала это прерывающееся, тяжёлое дыхание. Ласки, от которых разум испарялся, сердце заходилось в бешеном ритме, дыхание сбивалось. Становилось горячо, я рефлекторно сжимала ноги, мужская ладонь настойчиво разводила их в сторону, добираясь до эпицентра желания, которое становилось неистовым.

Глубокий поцелуй быстро расширял границы дозволенного, заставил растеряться, застал врасплох. Никто, никогда не целовал меня так: настойчиво, жадно, сводя с ума, вынуждая мозг плавиться, тело заходиться в неистовых, пугающих чувствах.

«Бежать», – подумала я.

Бежать! Я не готова… Не готова к настолько мощной лавине ощущений.

Мысль о бегстве погибла под спудом обрушившихся на моё тело безумных ласк. Настоящих, умелых, взрослых. От них моё рваное дыхание постепенно перерастало в стон, организм требовал разрядку, довести начатое до логического конца.

Моя нога сама по себе оказалась закинута на бедро Глеба. Одновременно с этим я почувствовала пронзительную боль, услышала чертыхание, вперемешку с матом, встретилась с ясным, всё понявшим взглядом Глеба.

– Цыпа, – прохрипел он, убирая пряди волос с моего вспотевшего лица.

Зажмурился, перекатил меня на спину, остановил мою попытку вырваться, зафиксировал собой же, пообещав, что мне будет хорошо. И вопреки всему, что я читала в научно-популярных статьях и рассказывали подружки, мне стало хорошо. По-настоящему, умопомрачительно, за гранью моего понимания.