Сердце колдуньи - Кэтрин Коултер Страница 41

Он присел на корточки рядом с ней и взял протянутый ему кусок сыра. Прожевал, отломил кусок от каравая, который Филиппа завернула в толстую белую шерстяную тряпочку, и перед глазами возникло белое шерстяное одеяние. Одеяние Брешии. Возникло и пропало.

— Проснувшись в первый раз, — начал он, глядя в пламя, — я увидел себя, только это был не совсем я. И я смеялся, не в силах поверить происходящему.

— О чем это ты?

— Представь, что стоишь посреди огромного зала, битком набитого людьми, и твоя одежда неожиданно исчезает. Все разговоры мигом прекращаются, и окружающие таращатся на тебя. — Он пожал плечами. — Ты засмеялась бы просто потому, что не знаешь, как дальше быть?

Она непонимающе уставилась на него.

— Да, наверное, так поступил бы мужчина, но не женщина, — засмеялся он. — Женщинам необходимо прикрывать куда более интересные части тела, чем мужчинам.

— Думаю, твои части тела гораздо интереснее моих. Я — всего лишь я, но ты…

— Что?

Меррим вздохнула и принялась за сыр.

— Твои части тела, несомненно, куда интереснее, чем у бедняги Криспина. Я видела его голым, и это не слишком приятное зрелище. Но тебя я ощупала. И самая выступающая часть показалась мне наиболее привлекательной.

Бишоп надолго потерял дар речи. Боль в вышеупомянутой части тела была почти нестерпимой.

— Ты сбила меня с мысли, — изрек он наконец, глядя в огонь. Боясь посмотреть на нее, потому что голова кружилась от желания повалить ее на землю и избавить от девственности.

— Как это, стоять голой в зале перед всеми людьми и смеяться?! — недоуменно повторила она.

— Как бы ты поступила, Меррим? Стала бы сыпать проклятиями, зная, что это не поможет?

Меррим, хихикнув, согласно кивнула:

— Конечно, нет. И не убежала бы, потому что это будет выглядеть еще более глупо.

— Верно. Конец моего сна примерно таков: ничего не остается, кроме как смеяться.

Меррим протянула ему мех с элем, терпким, свежим, мгновенно согревшим внутренности и решительно вернувшим его на место, в собственную шкуру, туда, где и полагалось находиться, что было само по себе огромным облегчением.

Поняв, что он не собирается ничего больше рассказывать, Меррим пожала плечами. Сон есть сон и к этому времени должен почти забыться.

Она смотрела на его руки, сильные, загорелые, и представляла, как они гладят ее плечи, а может, и ноги, и… даже грудь. Кто знает, что вздумается мужчине делать этими самыми руками?

Она вдруг представила его губы, касавшиеся того места, где вчера были руки. О Боже, Боже! Пришлось поспешно сглотнуть слюну и откашляться.

— Куда мы едем, Бишоп? Он молча показал на север.

— Ты знаешь что там?

— Нет, но твердо знаю, что должен ехать туда и взять тебя с собой. Знаю также, что нужно немедленно отправляться в путь. Это связано с проклятием.

Девушка качнула головой, глядя на снопы искр.

— Что с тобой, Меррим?

Она молчала.

— Видишь ли, существуют вещи, которых я не понимаю. Как по-твоему, Меррим, ты сможешь мне довериться?

Он ждал ответа, пристально глядя на нее.

Меррим пошарила палочкой в углях, посылая в воздух новые искры. Наконец, когда Бишоп уже был готов выругаться последними словами, она тихо сказала:

— Да. Смогу.

Бишоп шумно выдохнул, ослабев от облегчения и чего-то еще… возможно, благодарности зато, что она готова идти с ним навстречу неизвестности.

— Но ты не доверяешь мне, верно?

Он смотрел, как шевелятся ее губы. И мечтал прикоснуться губами к этим губам.

«Прекрати! Немедленно прекрати!»

В ее глазах стояла такая боль, что он содрогнулся. Как он ненавидел эту боль!

— Я бы доверял тебе, — просто ответил он — если бы ты честно сказала, что скрываешь от меня.

Она более чем доверяла ему. Всего за два коротких дня она научилась восхищаться им: его юмором, его яростью, его улыбкой. Смотрела на него, как никогда не смотрела до этого ни на одного мужчину, и все время хотела касаться, ласкать, целовать… разве это не больше, чем доверие?

Поэтому она без колебаний призналась:

— Думаю, бабушка отравила сэра Армана де Фроума, моего первого мужа. Я никому не сказала. Особенно тебе. Не хотела, чтобы ты повесил ее за убийство, потому что король посчитал бы, что она заслуживает наказания.

Не проклятие?

Нет, он отказывался в это верить. Это шло вразрез со всем, что он ощущал.

— Объясни, почему ты так считаешь.

— Я слышала, как на следующее утро она, смеясь, говорила деду, что не хочет отдавать блюдо, из которого ел сэр Арман, свиньям, которые могут передохнуть.

— Это все?

— Да. Но и услышанного было достаточно.

— А другие мужья?

— Не знаю. Умирали они по-разному. И бабушка лаже не подходила к ним. Агония некоторых длилась дольше, чем у остальных. Бабушка хорошо разбирается в растениях, знает, как их смешивать и применять. Ее учила Меридиен, А ведь среди растений немало ядовитых.

— Но у тебя нет твердых доказательств ее вины?

— Конечно, нет.

Бишоп осторожно дотронулся до кончика ее носа, разгладил брови, обвел губы.

— Спасибо, Меррим. Да, я тебе доверяю.

— Ты видел во сне женщину?

— Да, — не задумываясь ответил он и тут же нахмурился. — Возможно… но не совсем. Все это очень странно, Меррим.

— Да. И с нами творится нечто очень странное. Ну вот, она сказала это вслух.

— Да, — согласился он, — но я не уверен, что все это означает.

— Все объяснишь, когда поймешь.

Ей хотелось вскочить и закружиться в танце, а может, даже и запеть.

Он ей доверяет! И хочет, чтобы она была рядом! Но почему?

— Проклятие, — выдохнула она. — Все сводится к проклятию. Все эти странности, твое путешествие. Может, бабушка и не травила сэра Армана.

— Перестань тревожиться из-за этого. Мы узнаем правду.

Меррим кивнула. Она совершенно запуталась и уже не знала, чему верить. Но одно совершенно точно: она ничуть не боится. Потому что Бишоп защитит ее от любой опасности. От любого нападения.

— Меррим, может, это твои бабка с дедом сочинили проклятие Пенуита?

— Мне трудно ответить. Ходили, правда, слухи… и я сама не раз гадала… потому что во второй части проклятия говорится именно обо мне: рыжие волосы, зеленые глаза. Но даю слово, мне ничего об этом не известно.