Роман с призраком - Барбара Картленд Страница 40

Солнце, ярко светившее весь день, внезапно скрылось за тучами, обрушившимися на землю потоками ливня.

Потрескавшаяся от небывалой засухи земля жадно глотала его тяжелые теплые капли.

Управляя своей знаменитой шестеркой гнедых, граф то и дело погонял лошадей по узким проселочным дорогам, тянущимся сквозь леса до самого моря.

Взбираясь по отлогому склону холма, граф, еще не достигнув вершины, увидел вдалеке голубые атлантические воды, а поблизости — трубы и крышу длинного приземистого здания.

Он натянул поводья, сгорая от страстного нетерпения.

Еще десять минут — и он подъезжал к ограде старого сада, щедро расцвеченного всеми красками осени.

В Треварнон-хаузе, уже полтысячелетия принадлежавшем семейству Треварнонов, вначале размещался небольшой монастырь. В самом облике дома было что-то приветливое. Каждому, кому случалось проезжать мимо, начинало казаться, что его радушно приглашают заехать сюда.

Ливень кончился так же неожиданно, как и начался, и солнце снова засверкало, заиграв золотистыми бликами на окнах дома, словно они освещались изнутри.

Перед входом граф остановил лошадей, вспотевших от быстрого бега, и привязал их к столбу.

К лошадям тут же поспешили конюхи, а граф Треварнон, зная, что о животных как следует позаботятся, вошел в холл.

Там были только старый дворецкий и молодой лакей, принявший у хозяина цилиндр и перчатки. Доусон, выйдя навстречу графу, сказал:

— Ее милость просили меня проследить, чтобы вы переменили сюртук, потому что вы промокли.

— Что ты, Доусон, дождь был очень короткий. Но Доусон стоял в ожидании, и граф нетерпеливо сбросил с себя облегающий габардиновый сюртук и расстегнул жилет.

Потом он заметил, что камердинер держит в руках и свежий муслиновый шейный платок.

— Послушай, Доусон, это уж слишком! — возмутился он.

— Ее милость боятся, как бы вы не простудили горло, милорд.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы у меня было простужено горло? — улыбнулся граф.

— Что-то всегда случается впервые, милорд. Стянув шейный платок, действительно влажный, и взяв у Доусона новый, из плотного муслина, он заметил:

— У меня такое ощущение, что меня и балуют, и сживают со свету в одно и то же время. Камердинер широко улыбнулся.

— Возможно, милорд, но мы же не хотим огорчать ее милость.

Завязывая на ходу шейный платок, граф пошел в глубь дома по длинному коридору. По обе стороны располагались со вкусом обставленные комнаты, где было много семейных реликвий, которые он видел в детстве и вспомнил, лишь приехав на Корнуолл спустя много лет.

Он знал, что застанет Демелсу в оранжерее, помещении, которое его дед под старость преобразовал в гостиную, так что с тех пор оно служило и зимним садом, и местом, откуда можно было наблюдать раскинувшийся за окнами сад.

Эта комната была всегда полна солнечного света. Стоило графу открыть дверь, и на него повеяло ароматом цветов, словно бризом, приносящим запах моря.

Здесь росли и старые апельсиновые деревья, в незапамятные времена привезенные из Испании, и орхидеи, и экзотические лилии, и цветущие кактусы, и маленькие карликовые азалии, некогда украшавшие склоны Гималаев.

В дальнем конце комнаты в кресле сидела Демелса.

Она не слышала, как он вошел, и граф залюбовался нежным профилем приподнятого к небу лица, глазами удивительно глубокого фиалкового цвета, белокурыми волосами, собранными на шее тяжелым узлом.

Первым заметили присутствие хозяина два спаниеля, сидевшие у ног Демелсы. Они запрыгали от радости, завиляли хвостами, залаяли.

Демелса вскинула глаза, сверкнувшие фиолетовым блеском.

— Вэлент, ты вернулся! — радостно воскликнула она, поднимаясь навстречу мужу. Граф прижал ее к груди.

— С тобой все в порядке? Ты здоров? — спрашивала Демелса, хотя, как казалось, эти вопросы не имели особого смысла. Они были вместе, рядом — и это было главное.

— Ты скучала?

— День был долгим-долгим, — ответила Демелса.

— Мне тоже так показалось, — заметил Вэлент.

— Я боялась, что тебя задержит дождь. Ты сильно намок?

— Совсем нет. И все равно переоделся, как ты велела.

— Ты должен беречь себя.

— Ты делаешь из меня неженку, — пожаловался граф. Она ласково засмеялась:

— Это невозможно. Но даже при твоей силе не следует рисковать.

Она обняла мужа, просунув руки под сюртук:

— А рубашка у тебя не мокрая?

Почувствовав нежные руки жены у себя на спине, граф напрягся. В его глазах вспыхнул огонь страсти.

Он наклонился, и их губы сомкнулись в поцелуе. Все мысли вытеснила одна ликующая мысль: они — вместе!

Поцелуй длился целую вечность. Когда наконец граф отпустил Демелсу, у нее пылали щеки.

— Дорогой, мне так много надо тебе рассказать, — сообщила она с улыбкой. — Но вначале тебе надо подкрепиться. Ты так долго был в пути!

Демелса увлекла его к окну, где на круглом столике был приготовлен ленч: накрытые крышками серебряные тарелки стояли на специальной подставке и подогревались снизу зажженными свечами. В ведерке со льдом ждала своего часа бутылка шампанского.

— Корнийские котлетки — как ты любишь, — сообщила Демелса. — И крабы. Пойманы сегодня в заливе.