Вкус греха. Долгое прощание - Ксения Васильева Страница 40

А Нэля подумала, что ее папа во всем прав, и ей еще было приятно, что он к Мите теперь относится хорошо. И насчет здоровья Мити он правильно ее предупредил: Митя в мужском плане — отменный, а вот с нервишками у него и вправду плоховато, и хлипковат он — то грипп, то голова болит, то еще что-то… Надо за ним в санатории присмотреть, чтобы ел фрукты, овощи, спать ложился вовремя, на солнце не перегорал…

Митя весь день пролежал в постели. Его давила апатия: нежелание двинуться, встать… Даже в туалет он выходил как старый старик — волоча ноги и сгорбившись. Он и не думал никогда, что расставание с Верой на него так подействует. ТАКОЕ расставание. Когда его выгнали как паршивого пса. Хуже. В такую погоду — есть пословица: добрый хозяин собаку не выпустит… Что-то тут не так… Вера стала для него далеким светом в оконце среди глухой тайги, куда ни доехать, ни добрести.

И он мучился невыносимо.

Пришла Нэля и рассказал ему о разговоре с папой.

Он сначала чуть не зарыдал от бессильной злости, а потом подумал, что он — болван. Что бы он тут делал при таком раскладе, какой обрисовал папа? Ничего. Все рухнуло бы в одночасье, и он бы остался, как та старуха у разбитого корыта и тоже стариком.

Нет! Рвать отсюда когти и забыть, как всех звали! Он вспомнил, что не позвонил Рите и не узнал, как Анна… И не станет звонить. А если уж она привяжется, — покается Нэле… Она простит.

Митя услышал Нэлин голос:

— Что, пожалуй, стоит поменять билет и лететь послезавтра…

Он вскинулся на постели:

— Нет! Я прилично себя чувствую! Меня тяготит Москва! Улетаем завтра!

Нэля согласилась с ним, как обычно.

Вера после Митиного ухода металась по квартире. То начинала прибирать, то курила, то пила кофе или коньяк, то собралась ему звонить, но вовремя себя остановила. Это уж ни в какие ворота, — так унизиться! Свихнулась она с этим Митей!

В конце концов она поняла, что одна не выдержит, и позвонила Леле. Та уже собиралась ложиться спать, но у Веры был такой голос, что Леля тут же сказала, что немедленно идет.

— Возьми Митечку… — попросила Вера, но Леля наотрез отказала:

— Ты, что? Он давно спит, и нечего ему на тебя такую смотреть, я же слышу.

Вера промолчала, соглашаясь. Но ей так хотелось прижаться к мягкому родному тельцу сына и поплакать. Она утеряла все: сына и любовь. Зачем ей было гнать Митю? Им так было хорошо сегодня! Что, она не знала его?.. Он сказал даже, что останется с ней… Может, остался бы и все было бы решено. Но ее заедает гордыня! А это — великий грех, она слышала…

Раздался звонок в дверь. Пришла Леля. Вид у нее был напуганный:

— Вера, что с тобой? У тебя такой голос… Что случилось? — еще в дверях спросила она.

— Проходи, расскажу, — ответила Вера и почувствовала, как отлегло от сердца. У нее есть Лелька и есть сын.

Вера рассказала все. До последней капли — иначе зачем говорить? Леля выслушала молча, подняла на нее виноватые глаза и сказала.

— Ведь я знала про их второго сына. Но не придала значения, когда… Мне Кира моя доложила… Она мне позванивает изредка…

Вере нечего было ответить: все так.

А Леля подумала, что Вера обиделась на нее за сокрытие…

— Кирка мне позвонила, давно еще… Ремонт посмотреть, — стала объясняться она, — я пошла. Ты как раз квартирой занималась… Она мне и брякнула, что, мал, Нэльку он не любит, однако второго дитя ей заделал. Подумала, сказать тебе?.. И решила — не надо. И вообще, Вера, что тебе до его сына? Конечно, он спит со своей женой! Ты что, думала иначе? Смешно. Если бы ты могла относиться к нему легко! Если так… то надо забыть о его существовании и постараться выйти замуж. Пусть не по страстной любви, но по хорошему доброму отношению. Этим мы с тобой и должны заниматься, поняла?

Вера невнимательно слушала Лелины сумбурные речи, но суть уловила и приняла ее: Митю забыть. Найти приличного человека для себя и для Митечки, главное — для Митечки! И жить нормальной жизнью.

— Давай пить чай, — сказала Вера, — люблю я тебя, Леля, вот только ты-то за что меня любишь?

Леля ответила правду:

— За Митю и Митеньку.

Вера на следующий день ждала и боялась Митиного звонка. Не дождалась и вдруг… — не расстроилась. Обрадовалась, как ни странно. Если бы он позвонил, она бы не знала, что ему говорить.

Леля несколько утишила ее злобу, но злоба, уйдя, оставила своего заместите́ля — равнодушие. Не полное еще, однако крепко завязавшееся.

Митя привел ее на вершину любви и сам же оттуда столкнул. Как она просила его, чтобы он не упал с пьедестала, и он гордо и уверенно ответил: только если застрелюсь. Вот и упал, и не застрелился. Ах, Митя, Митя!..

Но облегчение пришло, и она даже просветлела лицом и стала почти веселой.

А Леля поняла, что осталась в одиночестве. Вериной неколебимой любви к Мите больше нет. А она, Лелька-дурочка, никогда его не разлюбит. У нее, кроме Мити, никого не было и не будет…

Риточка из аэропорта ехала одна. Анатолий еще в Танжере сказал ей, чтобы она в Москве на его помощь не рассчитывала. У них чисто деловое соглашение, и он не собирается с ней проживать. Вещи у них были раздельно и деньги — тоже. Хорошо, что Риточка, благодаря своему французскому, смогла подрабатывать в этом Алжире…

Жара несусветная, люди — далекие, как с другой планеты, и коллективчик советской миссии тот еще! Со своей зарплаты и смогла что-то приобрести. Анатолий давал только на еду.

И каждый раз требовал отчета. Но она как-то сумела выкручиваться и немного, но выгребала из этих «питательных»…

Маман с Анькой ждали, но их вдвоем. С Анатолием. Рита не могла же оттуда по телефону сообщать, как и что. Поэтому, когда Раиса спросила: «А Толик где?» — Рита разразилась.

Она вопила, что мать все здесь видела и знает, так какого рожна ей нужен «Толик»?

Анька стала совсем большая, длинненькая девчонка со взрослыми глазами.

Она рассматривала мать, чемоданы, смотрела на бабку, которая в ответ маме ничего не орала, как она умела, а стояла тихенькая и уговаривала: «Ну, ладно, ладно, Рит… Ну, спросила, делов-то!»

И обратилась к Анечке: «Мамку-то свою помнишь? Не забыла?» Анечка маму не забыла, не забыла и папу, но его не было…

Раиса убежала на кухню что-то там разогревать и доделывать, Анечка сидела тихо на стуле, а Рита распаковывала за три года как-никак…

И знала точно, что в загранке последний раз. Поэтому Анечке привезла из игрушек только куколку Барби — самой понравилась! Да еще дешевых фигурных конфет купила пакет, по дешевке.

Все это она отдала Анечке.

Та как-то хило обрадовалась и сказала, что такая кукла у нее есть. И еще много разных игрушек. И притащила большого лохматого щенка и велюровую бархатистую огромную обезьяну…