Дневник В. Счастье после всего? - Дебра Кент Страница 40

— Ну и чем занимались эти придурки из технического отдела? — пробормотал Омар.

Слоан нетерпеливо постукивал карандашом. Роджер сидел с глупой ухмылкой. Келия продолжала грызть ногти.

Омар наугад тыкал в разные кнопки. Наконец на экране появилось изображение. Маленькая крепкая женщина средних лет сидела на высоком стуле. На ней свободная черная рубаха, черные брюки со множеством молний, карманов и нашивок. В маленькой руке сигарета, которую она за все время записи ни разу не поднесла к губам. Ни разу, даже когда на лице ее отражалось неподдельное горе.

«Наводи на меня, — сказала она кому-то. — Нет, не та кнопка. Другая. Я сказала, другая. Так. Теперь ближе».

В голосе звучали властные нотки — прямо сержант морской пехоты. Я узнала этот голос. Эста, тетя бедняжки Мэри. Теперь ее лицо заполнило собой весь экран. Коротко, по-мужски подстриженные волосы, лихо сдвинутый набок красный берет. Лицо в форме сердечка, но рот кривой и горький — безгубый, плотно сжатый разрез.

Омар нажал на «паузу».

— Ваша честь, сейчас я хотел бы представить вам видеозапись свидетельских показаний мисс Эсты Доминго. Краткая предыстория: Роджер Тисдейл незаконно сочетался браком с ее племянницей Мэри и держал ее фактически пленницей в домике на Черном озере. Уличенный в двоеженстве, мистер Тисдейл пытался отрицать какие бы то ни было отношения — и даже знакомство — с этой девушкой. Я полагаю, что свидетельство Эсты Доминго поможет прояснить вопрос о том, заслуживает ли мистер Тисдейл опеки Питера Райана Тисдейла.

Судья кивнул, и Омар снова включил запись.

«Прошу прощения за то, что не могу присутствовать на суде и дать показания лично. — Эста смотрела прямо в камеру. — Как я объяснила мистеру Тисдейлу, у нас идет стройка приюта для женщин, подвергшихся жестокому обращению, и я нужна здесь. Мэри не хотела заниматься с ним сексом. Но этот ублюдок забил ей голову никчемными фантазиями. Говорил, что пошлет ее учиться в школу медсестер, а сам даже в паршивую среднюю школу не записал! Дерьмо собачье! Роджер Тисдейл не был ей мужем. Просто западал на молоденьких девочек. Свинья!»

Я посмотрела на Брэнда. У него был печальный и неприглядный вид человека с обостренной язвой. Это обнадеживало. Непонятно было другое — почему Омар так воодушевлен? Здесь нет ничего нового, показания Эсты давно уже приобщены к делу.

«Теперь я хотела бы перейти к существу вопроса. — Эста поправила берет. — Насколько я поняла, он в том, достоин ли Роджер Тисдейл быть отцом».

— Ваша честь, это какой-то абсурд, — вяло протянул Слоан.

Судья дал знак Омару сделать паузу.

— Ваша честь, эта женщина, по ее собственному признанию, не знакома с Роджером Тисдейлом, — продолжал Слоан. — Она не педагог, не специалист. Ничего не знает о реальных обстоятельствах этого дела и о людях, имеющих к нему отношение. Ее некомпетентность не позволяет ей судить о родительских качествах Роджера Тисдейла. Из уважения к суду я предлагаю прекратить просмотр этой записи, ваша честь. Боже мой, неужели нужно тратить время на свидетельство этой сумасшедшей?

— Сядьте, мистер Слоан.

— Но, ваша честь, это свидетельство — просто раздутые слухи, — заныл Слоан, как дошкольник. (Такая манера очень напоминала моего бывшего мужа.) — Пристрастные и однобокие показания свихнувшейся феминистки. — Он сделал эффектную паузу и вытащил козырь: — Ваша честь, она лесбиянка!

— Сядьте, мистер Слоан, — приказал судья. — И оставайтесь сидеть. Я хочу посмотреть видеозапись. Прошу вас, мистер Слаадк.

— С удовольствием, ваша честь. — Омар нажал на кнопку.

Замершая Эста снова задвигалась.

«Когда Мэри поняла, что беременна, она в отчаянии позвонила мне. Хотела сделать аборт. Но это было нелепостью — Мэри очень любила детей. Она сказала, что должна сделать это из-за него. Из-за Роджера Тисдейла. Только он приказал ей избавиться от эмбриона. Он сказал Мэри, что терпеть не может детей. Я это хорошо помню. Он твердил ей, что дети — это обуза, и от них одни неприятности. Что они только путаются под ногами. Что он не хотел рождения Пита. Он сказал Мэри, что, если она сохранит беременность, он сам убьет ребенка голыми руками».

— Это слухи, ваша честь! Это ничего не доказывает!

Омар нажал на «паузу».

— Кажется, я уже просил вас замолчать, мистер Слоан. — Судья повернулся к Омару. — Мистер Слаадк, это основная суть свидетельства? Или женщина может сообщить что-то более существенное?

— Да, ваша честь. Еще одна вещь, если вы дадите мне буквально минуту. — Он снова включил запись.

«Так. Теперь крупный план, — командовала Эста. Неизвестный оператор отошел назад. У нее в руках было что-то похожее на диктофон. — Мы всегда записываем разговоры по домашнему телефону. Семейное правило».

Она нажала кнопку и поднесла к объективу узкую коробочку.

И я услышала голос Мэри, полудетский, взволнованный, дрожащий в отчаянии.

«Тетенька, помоги мне, — молила она. У меня подступил комок к горлу. — Роджер говорит, что я должна избавиться от малыша. Если я откажусь, то он убьет его. Он сказал, что придет ночью, схватит его за горло и задушит одной рукой, тетенька! Богом поклялся! Тетенька, пожалуйста, помоги!»

Эста щелкнула выключателем и снова посмотрела в камеру:

«Если хотите знать, хороший ли отец Роджер Тисдейл, теперь, я думаю, у вас есть ответ».

— Это основная суть, ваша честь, — сказал Омар. — Далее начинаются вариации.

— В таком случае можно выключать. Я услышал достаточно. — Судья Брэнд снял очки, провел рукой по лицу и встал. — Пожалуйста, вернитесь в зал суда через сорок пять минут.

Слоан и его помощники стали кучкой в сторонке. Омар сжал мне руку.

— Ну, Вэлери, помолитесь немного. Хотя это не так уж и нужно. Дело в шляпе.

Он был так уверен в этом, что ринулся куда-то есть суп. Я одна сидела на скамейке в конце коридора под большим грязным окном, солнце пекло затылок. Закрыла глаза. Слышен был разговор Роджера с Келией, — нет, скорее ссора. Кажется, она предлагала ему «сделать глубокий очищающий вдох» или «оставаться в текущем моменте», и вдруг он рявкнул: «Заткнись! Прекрати нести ахинею, ясно? Я тебе не безмозглая домохозяйка, тронувшаяся на йоге!» Она вздрогнула, как от пощечины. Язык Роджера может ранить больнее любой руки. Видимо, Келии это теперь тоже известно.

Все, что я могла думать по этому поводу, — эта роза еще пообтреплет свои лепестки. Пусть теперь она выслушивает его резкие замечания, терпит прилюдные унижения и холодные войны. Помню, как-то раз к нам на обед пришли знакомые: какая-то Элексис, коллега по «Чердачной студии», и ее муж Стефан, пианист. Прихлебывая вино, мы обсуждали кинофильмы. Мне было тогда как-то особенно легко и весело, болтая, я что-то сказала про Das Boat, что-то о немецком солдате на подводной лодке.

— Das Boat? — начал глумиться Роджер. — Ты хочешь сказать, das BOOT?