Прекрасные тела - Лора Каннингем Страница 40

«Да уж, секс бывает таким механическим, — про себя отметила Лисбет, — это повторяющееся движение туда-сюда, чтобы достичь…»

— Слушай, за каким чертом ты это делаешь? — спросила она. — Тебе что, не холодно? Ты что себе думаешь, а?

По взгляду старины Говарда Лисбет догадалась: так с ним разговаривали впервые.

— Знаешь ведь, что это вредно, — с упреком сказала Лисбет (после встречи со Стивом она просто лучилась добротой). — Потом тебе станет еще более одиноко.

То ли под влиянием ее слов, то ли из-за холода старина Говард уронил свой пенис, ставший вдруг совершенно бесполезным, и скрылся во мраке, запахнув пальто, словно занавес. Вид у него был оскорбленный, словно бы Лисбет нарушила некий этикет эксгибициониста, согласно которому ей не дозволялось разговаривать с ним в таком тоне.

Проплыв мимо бедняги, Лисбет нажала на кнопку домофона; дверь открылась, и она прошла к лифту. Лисбет не терпелось рассказать подругам о Стиве Войку. Она видела его, она его действительно видела. А вот об эксгибиционисте она решила умолчать. Это могло показаться невежливым: все равно что делать хозяйке замечание насчет собачьих какашек в подъезде.

— Стив, — попыталась крикнуть Лисбет, когда двери лифта открылись на последнем этаже. — Я только что видела Стива.

Крика не получилось, словно бы кто-то сдавил ей горло. У нее перехватило дыхание, и имя возлюбленного слетело с губ почти беззвучно.

Джесси и Нина, встречавшие ее у лифта, переглянулись. Лисбет сразу же поняла, что ей стоило промолчать, особенно в присутствии Нины.

— А я думала, со Стивом покончено, — вместо приветствия выдала Нина.

Покончено? Чувствуя себя глубоко оскорбленной, Лисбет возразила:

— Вовсе нет, просто у нас переходный период.

Она вручила Джесси букет лилий, таких белых, свадебных (а почему бы и нет?). Сегодняшнее торжество чем-то напоминало девичник, во всяком случае у Клер ничего подобного в жизни не было. Лисбет положила свои подарки на кофейный столик. В глянцевой сумке было два свертка: кружевная ночная сорочка для Клер и похожая крестильная рубашечка для ребенка.

Выскользнув из шубки, Лисбет огляделась в поисках вина. Она с удовлетворением обнаружила рубиново-красный шираз; бутылка была открыта, чтобы вино подышало. Лисбет, конечно, любит красное австралийское вино, но, может, она не покажется невежливой, если для начала попросит водки?

Джесси вела себя, как образцовая хозяйка. Словно бы читая мысли подруги, она открыла морозилку и, говоря: «Я знаю, что ты любишь», протянула Лисбет ледяной бокал, куда налила русской водки из заледеневшей бутылки с красной этикеткой. Водка Джесси несколько отличалась от той, что хранилась в холодильнике Лисбет, но Лисбет все равно испытала прилив благодарности.

Когда в комнату входит третья женщина, всегда становится ясно, какие две женщины ближайшие подруги. Равносторонними такие треугольники не бывают. Вот и сейчас, как только появилась Лисбет, Нина стала бочком отступать к бару. Отойдя на приличное расстояние, она разразилась гневной филиппикой в адрес Стивена, назвав его козлом.

— Думаю, если мужчина привлекателен, он заслуживает другого названия, — спасла положение Джесси.

— Спасибо, — поблагодарила ее Лисбет, поднося бокал к губам.

С новым глотком в ее мозг стали поступать сигналы о том, что все хорошо. Ее охватило чувство всепрощения, и она решила пропускать Нинины реплики мимо ушей. Нина вообще часто злилась на мужчин. Чем же они прогневили ее на сей раз? Лисбет заметила, что выглядит Нина неважно: ее макияж напоминал боевую раскраску — слишком черные брови, помада нанесена неровно, мимо линии губ, тушь тоже была размазана, из-за чего глаза стали, как у енота. Лисбет показалось, что весь облик Нины искажен, расплывчат, как на смазанной фотографии.

Нина еще больше отстранилась от двух других женщин. Лучших подруг может быть только две, и в ту минуту, когда вошла Лисбет, Нина поняла: давний союз между Джесси и Лисбет, возникший в «Тереза-хаусе», все так же крепок. Что и говорить, лучших подруг может быть только две… поэтому Нина отошла в сторону. Она знала свое место: увы, не первое.

Пока Джесси и Лисбет обменивались приветствиями и объятиями, Нина чувствовала себя менее любимой, оставленной без внимания. Она подошла к разделочному столу, где Джесси устроила импровизированный бар, и подлила себе красного вина. Порядочно отхлебнув, Нина подумала: «Да, Джесси любит Лисбет больше, чем меня».

Говоря по правде (а когда еще говорить правду, как не в такой вечер?), Нина тоже предпочитала Лисбет… самой себе. Лисбет всегда и на всех производила впечатление, а сегодня она выглядела еще красивее, чем обычно, хотя и было в ней что-то призрачное: длинные белые волосы, одежда жемчужно-серых тонов. Она обладала особой аурой и тем артистизмом, к которому так стремилась Сью Кэрол. Но самое главное, Лисбет была очень худа.

Возможно, худоба является фактором № 1 в любовных делах на этой земле. Доказательств у Нины набралось предостаточно: сколько раз на ее памяти мужчины терпели вздорность, жадность, глупость, жестокость, неверность женщин только потому, что эти женщины были худыми. Нина знала, что такое утверждение некорректно с социальной точки зрения, но могла представить свидетельства. Стройным женщинам прощалось многое. Конечно, такие женщины выглядели изящнее, малый вес делал их более подвижными: никаких тебе застрявших молний, оттопыренных пуговиц, тесных джинсов, вроде тех, что были на Нине и даже сейчас врезались ей в пах (а там такая чувствительная кожа…). На хрупких все смотрелось отлично. Взять хоть Лисбет: юбка третьего размера висит на ней ловко и свободно, и когда Лисбет двигается, у нее ничего не болтается и не трясется.

Конечно, Лисбет еще и очень мила — нежна, утонченна. Даже Нине хотелось защитить Лисбет, взять ее на руки, словно красивую, угловатую раненую птицу. Стоя рядом с подругой, Нина казалась себе гигантом. Подумать только — в «Тереза-хаусе» они носили одни и те же вещи, а теперь Лисбет могла целиком уместиться в одной Нининой брючине.

Нина твердо знала: она не должна прикасаться к твердой пище до четверга, когда «Диетическая система доктора Дюваля» позволит ей съесть куриную грудку без кожи. И тут вдруг она поймала себя на том, что пристально рассматривает помидор, маленький, но спелый, фаршированный сыром горгондзола. [54]В сущности, она даже не любила этот сыр (своими темными прожилками он напоминал ей ноги с варикозными венами), но вдруг испытала почти непреодолимое желание съесть кусочек. Казалось бы, истощенность Лисбет должна была укрепить Нину в ее борьбе, но, напротив, глядя на подругу, Нина понимала всю безнадежность своего предприятия. До такой степени она никогда не похудеет. Тощая корова все равно не лань. Так зачем себя изводить? Крошечку того, капельку этого. Видимо, из-за диеты у Нины во рту возник какой-то странный вкус — почти металлическая горечь. Интересно, а вдруг эта горечь означает, что ее организм достиг более высокой стадии сжигания жиров? Тогда это, без сомнения, хороший знак.