Расчет или страсть? - Софи Джордан Страница 40

– Ну хорошо, вашей сестре захотелось острых ощущений. – Порция досадливо взмахнула рукой. – Неудивительно, что у нее возникло такое желание. Вы запрещаете ей встречаться даже с мужчинами ее круга, запрещаете ей выходить замуж. Как еще может она удовлетворить свои желания?

Хит покачал головой.

– Вы что же, считаете ее поведение приемлемым? Вы удовлетворяете свои желания со слугами? – Он наседал на нее, приближаясь, и взгляд его был беспощадным, как взор хищника.

– Конечно, нет, – бросила в ответ ему Порция. Близость его приводила ее в замешательство. От него шел жар, и кожа ее горела, как бывает, когда стоишь слишком близко к открытому огню. – Но насколько я понимаю, для вас это норма. – Порция зажала рот рукой. Она сама не знала, что побудило ее произнести эти слова. Даже если в них не было ничего, кроме правды, не ее дело, с кем и как удовлетворяет свои желания лорд Мортон.

Хит набычился.

– Я не в счет. Джентльменов судят по иным стандартам.

Порция отняла ладонь от губ.

– И кто решил, что это правильно? Если мужчинам можно отправлять свои желания где и с кем придется, то почему это запрещено женщинам?

– У правильно воспитанных леди не бывает подобных желаний.

– Чушь.

Он недоуменно моргнул:

– Чушь?

– Чушь! – повторила она.

Хит нахмурился и наклонил голову. В глазах его блеснул вызов. Он смотрел на нее так, словно видел в первый раз, словно она была неким странным существом, будто она принадлежала неизвестному человечеству виду.

– Не уверен, что могу позволить вам общаться с Миной. Ваши взгляды повергают меня в шок. – Голос его понизился до грозного шепота. – Вам уже доводилось утолять свои нескромные желания, Порция?

Порция нервно сглотнула. При воспоминании о его поцелуях стало жечь губы. Она резко втянула воздух и заставила себя прекратить думать об этом.

– Нет. Но это не значит, что я стала бы себе в этом отказывать. Просто пока я не испытывала искушения. – Она поморщилась, втайне надеясь, что он не назовет ее лгуньей прямо в глаза. Ему достаточно было бы напомнить ей о том, как она вела себя в погребе. В конце концов, искушение исходило не от кого-нибудь, а от него самого. Покачай головой, она добавила: – Не мне судить Мину – хотя, если бы на месте Мины был ее брат с кухаркой, сомневаюсь, что мы вели бы сейчас этот разговор.

Хит открыл рот, чтобы возразить, но Порция подняла руку, останавливая его.

– Вашей сестре скучно. Она одинока. – Порция не могла подыскать нужного слова. И, найдя его, воскликнула: – Она живет будто в осаде.

– В осаде? – Глаза его вспыхнули. Бесовский огонек замерцал в центре зрачков.

Порция кивнула. Кому, как не ей, понимать подобные чувства? Она чувствовала себя, в осаде с тех пор, как бабушка впервые вытолкнула ее в свет в нежном возрасте семнадцати лет.

– И это я держу ее в осаде, надо понимать?

– А кто же еще?

– Итак, вы хотите сказать, что моя сестра скорее всего и дальше будет катиться по наклонной до тех пор, пока я не сдамся и не обеспечу ей выход в свет? – Он сжал зубы, и на скулах его заходили желваки.

Руки у нее так и чесались прикоснуться к его лицу и разгладить суровые складки. И она сплела пальцы перед собой, чтобы не поддаться искушению.

– Я всего лишь хотела сказать, что вам необходимо поговорить с сестрой. Не кричать на нее. Не приказывать. Не выдвигать ультиматумов. Просто поговорить. Попытаться ее понять и прийти к согласию. Ей надо позволить делать то, что она хочет, в разумных пределах, потому что в противном случае ее жизнь едва ли в чем-то лучше, чем жизнь рабыни.

– А как насчет вас, Порция?

Она смотрела на него в растерянности.

– Да бросьте, Порция, – насмешливо сказал он. – Ваши родственники не позволяют вам делать то, что вы хотите, не так ли?

Она нахмурилась, гадая, знает ли хоть один член ее семьи о том, чего она действительно желает. Никому из них уж точно не пришло в голову спросить ее об этом.

Хит впился в нее глазами. Он смотрел на нее с пытливым любопытством. Он уже знал ответ. И все же он потребовал от нее озвучить этот ответ. Он ждал от нее подтверждения того, что уже давно понял: ее родные никогда не сделали бы для нее то, чего Порция требовала в отношении его сестры Мины.

Она расправила плечи и сказала:

– Нет. Мои родные никогда не принимали в расчет мои желания.

– Вот именно, – сказал он со своим обычным раздражающим самодовольством. – Братья и отцы по большей части именно так и ведут себя. Так уж устроен наш мир. Отцы и братья принимают решения, а дочери и сестры повинуются.

Ладно. Никогда не следовать велениям сердца. Иметь свободы не больше, чем у рабыни. Порция расцепила пальцы и поднесла руки к вискам. У нее начиналась головная боль.

Хит продолжал. Разумные доводы – как холодный душ.

– И все же вы рассчитываете, что я буду вести себя по-другому.

– Да, – огрызнулась Порция. В груди у нее вспыхнул огонь, огонь поднялся по горлу и опалил язык. – Потому что вы – другой. Вы любите свою сестру.

Глаза его смягчились на краткий миг, но лишь на миг. Прошла секунда – и в них снова читалась одна лишь холодная решимость.

– Люблю я ее или нет, но если Мина желает кувыркаться на сене со слугами, я этого не допущу. Я скорее отправлю ее в монастырь.

– Тогда вы ее потеряете, – заявила Порция. Ей было больно за Мину, за него, за себя – ведь она чувствовала себя такой же загнанной в угол, как и наивная младшая сестра Хита.

Нечто особенное, что очень сильно напоминало боль, отразилось в его глазах.

– Я смогу жить с ее ненавистью ко мне, если только так смогу ее защитить. – И, сказав это, он развернулся и ушел.

Она смотрела ему вслед. Она была в смятении. Хотя среди чувств, что нахлынули на нее сейчас, главным и самым сильным была грусть. Грусть от того, что еще никто не заявлял, что так сильно ее любит.