Грезы Маруфа-башмачника - Шахразада Страница 40

И колдунья принялась за чтение, пытаясь сопоставить рассказы Алмас и слова колдовской книги.

— Аллах всевидящий, как славно, что у девочки такая прекрасная память… Итак: «Ежели тот, кто грезит, не помнит, что видел в своих грезах, не пытается понять, откуда приходят к нему знания, но обогащается этими знаниями, то это значит, что грезы его были истинны… Если же тот, кто грезит, знания свои теряет…» Нет, это не то… Но что, скажи мне, глупая книга, значат твои слова «…знания его истинны…»? А даже если они ложны?

Словно в ответ на вопрос Хатидже, в окошко ворвался порыв ветра. Он, конечно, не был силен, но все же ему удалось перевернуть несколько листов книги, как бы толсты они ни были.

Мудрость же Хатидже простиралась так далеко, что она с удовольствием принимала подсказки от всех и отовсюду — даже если ей подсказывал всего лишь теплый осенний ветерок.

— Истинность знаний… Ага, значит ты не так и глупа, умная моя книга… «Истинными знаниями разумно назвать те, что приобретены человеком после какого-то события или в течение оного… Выводы, сделанные им, ощущения, сохранившиеся в его памяти, чувства, обогатившие или отяготившие его душу — все суть истинные знания. Ибо лишь то, что прочувствовано самим человеком, есть истинное. То же, о чем человек узнал из рассказов или книг, станет истинным лишь после того, как перебродит, словно вино, в котле его разума…»

Хатидже пожала плечами.

— Увы, не могу сказать, что мне стало все понятно… Но если истинными являются лишь знания, пережитые самим человеком… Значит, Маруф, обретая их, переживал все, о чем рассказывает, на собственной шкуре… И значит, сам охотился за Великим змеем, пиратствовал в полуночных водах, прятался от преследователей… Но при этом не покидал ни своего города, ни своего дома.

Книга будто тоже, подобно хозяйке, пожала плечами и тяжело вздохнула, должно быть, досадуя на неповоротливость разума колдуньи и перевернула еще несколько толстых пергаментных страниц.

— Грезы… Да что же, Аллах всесильный, я должна здесь найти? Неужели я не знаю, что такое грезы?

Книга молчала, ясное дело. И Хатидже принялась читать разъяснения, которые должны были очистить ее голову.

— Грезами следует назвать те образы, которые существуют в разуме человеческом… Отдельно следует рассматривать грезы, рожденные книгой или рассказом, и образы, оставленные действительно происходившими событиями. Разум человеческий подобен копилке, собирающей эти образы и хранящей их до того дня, когда нужда или любопытство не заставят к ним обратиться… Ну, это вовсе не откровение…

Должно быть, книге надоело давать туманные ответы… Или она всерьез разозлилась на непроходимую тупость хозяйки. Она решительно перевернула бóльшую часть своих страниц, и Хатидже показалось — сердито насупилась в ожидании, когда просветление снизойдет к ней, глупой и невежественной колдунье.

— Разум человеческий… Да, умная моя книжечка… Ты полна сюрпризов не менее чем сама жизнь… «Разум человеческий суть субстанция невещественная, которая собирает знания и чувства, и хранит их до того мига, пока душа не превратит их в опыт». Более чем забавно… Что же дальше? «Разум столь подвижен, что может, по дару небес ли, по дару могущественных магов ли, путешествовать отдельно от тела, возвращаясь или не возвращаясь к своему обладателю… Тот же, кого разум покинул, вовсе не становится безумным. Ибо душа его, накопившая некий опыт, будет и далее вести этого человека по жизни, не выставляя его ни дураком, ни лжецом. Тот же, чей разум, странствуя, возвращается к своему обладателю, становится воистину всезнающим… Его знания, как кажется посторонним, берутся неизвестно откуда и охватывают даже те стороны жизни, о которых его обладатель никак не мог бы узнать, будь он человеком обычным…»

Хатидже откинулась на спинку кресла. Глаза ее вскоре должны были вновь стать незрячими и уже сейчас все сильнее уставали от прочтения каждого слова. Колдунья решила, что больше не прибегнет к советам своей книги без крайней необходимости. Сейчас же, о Аллах всесильный, ей казалось, что ответы ужа найдены и следует лишь осмыслить прочитанное.

— Выходит, разум может странствовать, собирая знания и даря грезы… Которые, пройдя горнило души, становятся жизненным опытом. Да, это похоже на то, о чем рассказывала мне Алмас… Дюжина жизней… И странствующий разум… Что ж, думаю, для нее это будет вполне достаточным ответом на ее вопрос. К счастью великому, ни проклятия врага всего сущего, Иблиса Проклятого, ни дары повелителя нашего, Аллаха всесильного и всемилостивого, не коснулись Маруфа. Он просто живет не одной, а целой дюжиной жизней. И потому в двенадцать раз более любого обычного человека знает… Нет, в тринадцать — ведь есть же еще его, Маруфа, собственная жизнь… Спасительная пелена уже затянула взор Хатидже. О, сейчас она была этому почти рада. Ибо в той полутьме, в которой она привыкла жить, все было спокойно и уютно, а почти полная слепота делала ее собственную душу более чем чуткой и пытливой, даря умение врачевать души тех, кто прибегал к ней, колдунье, за советом и помощью.

Макама двадцать седьмая

Несколько долгих мгновений она молчала и лишь тихонько поглаживала его по спине. Маруф почувствовал, что от этих простых движений желание снова растет в нем, и думал, осмелится ли он еще раз овладеть ею или нет.

— Я снова хочу тебя, мой прекрасный!

Она подчеркнула свои слова, повернув голову и нежно укусив его за предплечье.

По его телу пробежала дрожь. Он понял, что его возлюбленная — страстная, пылкая… Воистину такая, какой должна быть истинная женщина. Протянув руку, он стал тереть ее сосок, пока тот не сделался упругим и не встал, словно маленький солдатик, на холме ее восхитительной груди. Она притянула его голову к себе, стала целовать его в губы и шептать:

— Возьми же меня, мой желанный! Я вся горю!

Он лег на нее и проскользнул в нежное лоно, чувствуя, что Амаль еще чуть-чуть вздрагивает от боли. Он медленно продвигался вперед в ее теле, проникая все глубже, а потом вышел наружу, но только для того, чтобы вновь стремительно погрузиться в ее пылающее страстью тело. Он почувствовал ее ноготки на своей спине и услышал ее стон.

— Нет! Я хочу получить наслаждение! Не отказывай мне в этом!

Он засмеялся и сел между ее ногами.

— Не спеши, греза! Можно получить еще большее удовольствие, если не торопить события.

И он начал совершать мучительно медленные движения, которые доводили ее почти до безумия. Амаль оказалась совершенно беспомощной перед теми ощущениями, которые вновь начали одолевать ее. В первый раз она испытывала боль, но потом все пошло хорошо и это ей понравилось. Теперь, хотя она и ощутила минутное неудобство, когда он начал все сначала, ей по-прежнему было приятно. Она не верила, что может быть еще лучше, однако каждая минута приносила все новые восторги, и наконец она закружилась, совершенно потеряв ощущение времени, но ничуть не беспокоясь об этом. Единственная мысль пронеслась в голове — какая она была дурочка, когда боялась его.