Нежное притяжение за уши - Эльвира Барякина Страница 40

… Гегемоншвили отыскался не где-нибудь, а в КПЗ. Федорчук срочно сорвался с места и поехал на выручку. В отделении ему пришлось долго доказывать дежурному, что его помощник вопреки своему внешнему виду не преступник, и даже не чеченец, а грузин. И он вовсе не охотился за директором музея Революции, а выполнял специальное задание следователя.

Дежурный сонно моргал тяжелыми веками, одним ухом слушая переволновавшегося Ивана, а другим — конкурс на радио «Пирамида». Но в конце концов справедливость восторжествовала.

… Отпущенный на свободу Миндия — заросший и с фингалом под глазом (боевым ранением, полученным при задержании) — преданно смотрел на Федорчука и рвался в атаку.

— Шэф, я увэрэн! Эта тот самый Афрыканыч! — шептал он простуженным голосом, тревожно глядя, как начальник вытаскивает из стола его вещи.

— Нет уж, с меня хватит! — объявил Иван. — Забирай свои монатки и выметывайся из прокуратуры! Делать мне нечего, как мотаться за тобой по КПЗ! Ты что, сам не мог сказать, что работаешь в прокуратуре?

— Да я гаварыл! — страстно воскликнул Гегемоншвили. — А аны нэ вэрылы!

— Так ты бы им удостоверение показал!

— Шэф, я нэ брал его с сабой. Ну… В цэлях канспырации…

На самом деле Миндия его просто забыл дома на холодильнике, но решил лишний раз не напоминать начальству о своих промахах.

… Сначала потомку князей казалось, что Федорчук, как всегда, только прикидывается, что хочет его уволить, но когда тот вручил ему его кружку, фотоальбом с девочками и упаковку экзотических презервативов, Миндия перепугался.

— Иван Барысович! Я же пачты вырвал у нэго признаниэ…

— Иди, иди!

При этих словах силы покинули Гегемоншвили, и все его добро свалилось на пол.

— Я так старалса! — всхлипнул он, преданно глядя на начальника. — Этат Афрыканыч уже баялся мэня как огня! Ужэ мылыцию вызвал. А вы…

И согнутый своими скорбями, Миндия побрел прочь. Вид его — убиенного и несчастного — невольно подействовал на Федорчука.

— Гегемоншвили! — позвал он строго.

Тот живо обернулся, как будто только этого и ждал.

— А?

— Приступай к доделыванию задания. Но если я еще раз…

— Понял. Нэ дурак! Сэй сэкунд! Одна нага здэсь, другая ужэ в путы!

* * *

Гегемоншвили прошествовал к знакомой директорской двери и постучал. Из-за нее послышалась возня и неуверенное «открыто».

Но стоило ему войти, как Африканыч с тихим криком забился в угол кабинета и закрылся рукой.

— Ну сколька можна мэня мучить? — проговорил Миндия, с надеждой глядя на директора. — Хажу к вам, хажу, прашу вас, прашу. Сэрдца у вас нэт! Ну пачэму Палэнову вы продалы вынтовку, а мнэ ничэго нэ продаетэ? Что я вам сдэлал?

На этот раз Африканыч превзошел сам себя: позабыв про все свои страхи, он накинулся на проклятого террориста.

— Во-о-он!!! — завопил директор, затопав ногами и брызгая слюной.

Гегемоншвили никак не ожидал такой агрессии со стороны мирного старичка, поэтому почему-то послушался и действительно вылетел из кабинета. Следом за ним тут же защелкнулся замок.

— Эй! — забарабанил в дверь Миндия. — Аткрой, а? Что вы за чэловэк такой? Ужас адын!

— Товарищ! — вдруг раздался дрожащий старческий голос.

— А? — повернулся тот.

Перед ним стояла невысокая бабулечка в синем спецовочном халате, которую он видел в музейном гардеробе. Глазки ее метались, а на лице отображалась какая-то шкодливая улыбка.

— Молодой человек! — торопливо позвала она. — А я ведь знаю, что вы из органов, и что вы расследуете нашего директора. Правильно, правильно! Давно пора.

Миндия озадаченно сдвинул кепку на затылок.

— Я нэ из органов, — попробовал он отмежеваться от своей профессии.

Но бабулечка нисколь ему не поверила.

— Чего ты мне болтаешь! Сам куртку в мой гардероб сдал… А в куртке твой документик!

Гегемоншвили схватился за сердце. Ведь так и знал, что удостоверение рано или поздно подведет его!

— Это нэ мой… — начал он было оправдываться, но старушка решительно перебила его:

— Подь-ка сюда, я тебе чего скажу! — И приблизив сухие губки к самому уху потомка князей, она быстро-быстро зашептала:

— Я тут тридцать лет уже работаю, и все про всех знаю. Директор наш сволочь. Он служебные помещения в корыстных целях использует — свои коммунистические митинги здесь проводит. А мне премию за июль так и не выдал, паразит! И вешалку из гардероба домой утащил!

Миндия сделал попытку удрать.

— Мнэ нэ вэшалки, мнэ вынтовка нужна…

Но гардеробщица лишь плотнее ухватила его за руку.

— Я и про винтовку все знаю! Она была вся разбитая, бестолковая, и ее отправили на уничтожение, а Африканыч кому-то заплатил, чтобы ее уничтожили лишь по документам, а сам продал одному — молодому такому и в пальто!

Она победно поглядела на Миндию, крайне довольная собой.

— А патрон он тожэ продал? — спросил Гегемоншвили, уже осознав, что ему только что несказанно повезло.

— Про патрон ничего не знаю, но у нас есть тут один.

И она потащила потомка князей в зал революционной славы, где посетителям демонстрировались портрет Троцкого с мефистофельской бородкой, первомайские плакаты и облезлый манекен, изображавший красноармейца в полном боевом снаряжении.

— Во, гляди! — Гардеробщица ткнула пальцем в стеклянную витрину и тут же припала к ней в крайнем недоумении.

— Батюшки-святы! Это же совсем не то! — прошептала она пересохшими губами. — Его подменили!

Миндия уже и сам видел, что на выцветшем зеленом сукне в витрине вместо винтовочного восьмимиллиметрового патрона лежал обыкновенный охотничий, набитый дробью.

* * *

Когда Федорчук прибыл в музей, в зале революционной славы толпились сотрудники: четыре бабушки-смотрительницы и директор. Африканыч был бледен, прижимал желтенькие лапки к цыплячьей груди и всем и каждому доказывал, что он тут ни при чем.

Федорчук показал удостоверение и решительно взялся за дело.

Узнав, что его, по всей видимости, привлекут к уголовной ответственности за незаконную торговлю оружием, Африканыч подломил ножки и с костяным стуком свалился на кресло. Смотрительницы тут же принялись обмахивать его газетой «Правда» 1923 года издания и бросать на следователя негодующие взгляды: мол, не стыдно уважаемого всеми пенсионера доводить до преждевременного инфаркта?

Но Федорчук был непреклонен. Он тут же занял директорский кабинет и стал по одному вызывать к себе сотрудников музея и выспрашивать их обо всех подозрительных событиях.