Лабиринты лжи - Энн Стюарт Страница 40

— Я останусь здесь. — Теперь это уже звучало как каприз, но она ничего не могла с собой поделать. Тело пробила дрожь.

— Нет, не останешься. Я тебе не позволю. — Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Его рука чудесно смотрелась в лунном свете — такие сильные руки обнимали ее прошлой ночью, довели ее до экстаза, доставили ей удовольствие…

— Не трожь меня! — отрывисто выкрикнула она.

Он убрал руку.

— Хорошо. Если ты пойдешь со мной по собственной воле. Идем в коттедж, Рейчел. Обещаю, что оставлю тебя в покое. А утром я отвезу тебя куда скажешь.

— В аэропорт.

Он кивнул.

— Первый самолет вылетает в десять тридцать. Затем есть самолет в двенадцать и в два.

— Десять тридцать мне подходит.

Она поднялась и пошатнулась, потому что мышцы затекли от долгого сидения. Он протянул руку, желая поддержать ее. Она отскочила, будто от огня. Коснись он ее, и она бы не сдержалась — ей хватило бы совсем чуть-чуть, чтобы снова расплакаться, а она не хотела ни позориться у него на глазах, ни вызывать у него чувство вины. Она не нуждалась в его утешениях. Ей нужна была лишь его любовь.

— А ты хорошо себя чувствуешь? — неуверенно пробормотал он. — Я подумал…

— Я вернусь в коттедж, только если ты будешь молчать, — перебила она. — И не приближайся ко мне. — Говоря так, она мысленно умоляла его: «Не слушай, обними меня и скажи мне, что это была ошибка, что ты не желаешь зла ни моему брату, ни мне. Я люблю тебя, Бен. Не бросай меня».

— Хорошо, — согласился он, не слыша ее молчаливой мольбы. — Иди, я за тобой.

В полном молчании они прошли целую милю по пустынному берегу до тускло светящегося в темноте коттеджа. Бен шел позади, отставая на шаг. Когда она остановилась у двери своей комнаты, он тоже остановился. Она невольно обернулась, чтобы взглянуть на него. Теперь, при свете, ей удалось хорошо разглядеть его лицо. Даже несколько часов спустя щека была еще красной. В его карих глазах, смотревших на нее, не было ни настороженности, ни насмешки, ни вины. Они были полны нежного томления, которое можно было назвать только любовью.

Это стало последней каплей.

— Лжец! — прошипела она и отвернулась.

В тот же миг он схватил ее за плечи, развернул и прижал к двери спальни. Их бедра соприкасались, и она чувствовала, как он хочет ее. Кровь в ее венах запылала. Она ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать. Когда его ладони крепко сжали ей голову, а губы впились в ее губы жгучим поцелуем, ей недостало сил подавить свой отклик.

«Держи руки по швам! — велела она себе сквозь завесу страсти, застилавшую разум. — Так будет легче сопротивляться». Но, несмотря на это, ее бедра все крепче прижимались к его бедрам, твердые соски стремились коснуться его груди, рот открылся — позволяя, нет, требуя, чтобы он вошел. Его язык скользнул мимо слабой преграды из ее зубов, желая овладеть ею и наказать. И она с готовностью отвечала на его требование подчиниться, ее руки предали ее и обхватили его шею, язык сплелся с его языком в немой дуэли гнева и любви. Она принадлежала ему, он принадлежал ей, и ничто не могло этого изменить.

И вдруг он оттолкнул ее, и она ударилась спиной о дверь, вытаращив в изумлении глаза. Его собственные глаза блеснули страстью и гневом, напряженное тело содрогнулось.

— Не заводи меня, Рейчел, — хрипло сказал он. — Ложись спать.

— Но… — Она потерянно осеклась.

— Даже не думай. Этим ты не заставишь меня простить твоего брата, и не пытайся. Ты и так меня ненавидишь, я не хочу, чтобы ты ненавидела меня еще больше.

— Но я… — Подобная вещь ей даже в голову не приходила, но такой план мести, в общем, был неплох.

— Забудь об этом. Завтра я отвезу тебя куда захочешь. А сейчас ложись спать.

Это был приказ — ясный и четкий. Ей ничего не оставалось, как только выполнять.

«Он прав», — думала она, исчезая за дверью. У нее довольно причин для ненависти. Если бы она переспала с ним еще раз, зная о его отношении к Эммету, ненависть могла бы отравить ей жизнь до конца дней.

Но только она отлично понимала, что у нее не получится возненавидеть Бена О'Хэнлона. Как бы она ни старалась разбудить в себе враждебность, как бы ни ругала себя, ни уговаривала, а все было бы без толку. Ненависть не давалась ей легко, равно как и любовь. Бен О'Хэнлон был навсегда обречен получать от нее поровну всего. Эта мысль обещала лишить ее сна.