Мой, и только мой - Сьюзен Элизабет Филлипс Страница 40

Мгновение спустя она лицезрела его обтянутый джинсами зад. Вылинявшая джинса плотно обтягивала мускулистые бедра и ягодицы. У нее кружилась голова, но она не могла полностью винить за это прилившую кровь.

— Кэл?

— Что такое?

— Пожалуйста, отпусти меня.

— Через минуту. — Он двинулся в холл, неспешно и осторожно, учитывая ее беременность. Одной рукой он держал ее под коленями, а второй похлопывал по обнажившимся бедрам. — Не дергайся, и все будет хорошо.

— Куда мы идем?

— В гости к Злой королеве.

— К Злой королеве? О чем ты говоришь? Опусти меня вниз! Он поднялся на верхнюю ступеньку.

— Пожалуйста, помолчи. Мне так и хочется шмякнуть тебя головой о стену. Сотрясение мозга, возможно, понизит твой ай-кью до более или менее приемлемой величины, и ты будешь вести себя как нормальное человеческое существо.

— Моя спальня там.

— А к Злой королеве сюда. — Он направился к своей спальне.

— Какой Злой королеве? Что ты несешь? Немедленно поставь меня на пол, а не то я закричу, а потом возьмусь за тебя!

— Я уже попрятал все электрические провода и не буду принимать душ, предварительно не заперев тебя в чулан.

Кэл наклонился, и Джейн почувствовала, как ее укладывают на что-то мягкое. Посмотрев вверх, она увидела свое отражение.

Растрепанные волосы, ночная рубашка, задранная до бедер, розовая кожа. Кэл стоял у кровати. Вскинул голову, посмотрел на зеркало над кроватью.

— Свет мой зеркальце, скажи, кто у нас будет самой обнаженной женщиной на свете?

Злая королева! Джейн схватила подушку и швырнула в него.

— Нет, ты не посмеешь. — Она метнулась на другую сторону кровати, но Кэл схватил ее за ночнушку и подтащил к краю.

— Пора старине Гуфи отправиться восвояси, чтобы взрослые могли поиграться.

— Я не хочу играться с тобой, и ты не посмеешь стянуть с меня ночную рубашку, наглая ты задница.

Матрац жалобно заскрипел, когда он оседлал ее бедра.

— А вот у тебя задница очень даже неплохая. Уж извини, не мог не отметить. Не пора ли приглядеться к ней повнимательнее? — И он потянулся к подолу ночной рубашки.

— Нет, Кэл. — Она прижала ночнушку к ногам, сознавая при этом: ей хочется, чтобы он раздел ее. Почему нет? Они женаты, не так ли?

Не слезая с Джейн, он перенес тяжесть своего тела на правую ногу.

— Ты же не думаешь, что мы проживем здесь три месяца без интима?

Сердце ее гулко билось, тело жаждало слиться с ним, но внутренний голос твердил свое: «Ты ему абсолютно безразлична. Он пришел к тебе только потому, что ты оказалась под рукой». Джейн скрипнула зубами.

— Разве ты забыл, что не любишь меня?

— Все так, но надо ли смешивать одно с другим? Ты ведь тоже не любишь меня.

— Не совсем так.

— Ты меня любишь?

— Я не могу сказать, что не люблю тебя. Ты — достойный человек. И поступил благородно, женившись на мне. Просто мне хотелось видеть тебя другим.

— Более тупым.

— Правильно. И не таким огромным. По моему разумению, в тебе всего перебор — и тела, и индивидуальности, и банковского счета, и темперамента, и, несомненно, эгоизма.

— Насчет темперамента давай не будем. Не я собирался убивать людей разрядом электрического тока. И раз уж мы заговорили о переборе, как насчет твоего гаргантюанского — Он перебросил через нее ногу, уселся у изножья, привалившись к кроватной спинке.

Джейн знала, что выбрала правильную линию поведения, но сердце у нее щемило. Она, однако, не отступалась от принятого решения.

— Для тебя я всего лишь тело, оказавшееся под рукой.

— Ты моя жена.

— Номинально. — Она тоже села, привалилась спиной к изголовью. — Ты хочешь, чтобы я грубила твоим родителям, держалась подальше от друзей, и при этом рассчитываешь, что я буду отдаваться тебе. Неужели ты не понимаешь, что я нахожу такие отношения унизительными?

— Нет. — Его глаза сверкали, а раздувающиеся ноздри и сжатые губы указывали на то, что спор бесполезен. Он намеревался добиться своего, даже если правота была не на его стороне.

— Наверное, мне удивляться этому не следует. Именно так известные спортсмены и ведут себя с фанатками. Женщины хороши для того, чтобы быстренько перепихнуться с ними, но им не место в жизни знаменитости.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что желаешь занять место в моей жизни? В это трудно поверить, профессор, учитывая, что во мне тебе решительно ничего не нравится.

— Ты сознательно передергиваешь. Я просто говорю, что отказываюсь проводить с тобой ночь, зная, что не нравлюсь тебе. Тем более что днем ты хочешь держать меня взаперти. Не отрицай, ты повел бы себя по-другому, если бы одна из твоих шлюшек сделала то же, что и я.

— Ни у кого из моих шлюшек на такое не хватило бы ума! Да и нет у меня никаких шлюшек!

Джейн изогнула бровь.

— Такой мужчина, как ты, предпочитает, чтобы жена была его зеркальным отражением. Ты хочешь, чтобы твоя вторая половина была молода и красива, потому что именно таким все должны видеть тебя — молодым и красивым, идеалом мужчины и спортсмена, у которого нет никаких забот и который точно знает, что Кевин Такер не займет его место.

Он перебросил ноги через край кровати, встал.

— Не могу я вести такие занудные разговоры.

— И это еще один признак нашей несовместимости, потому что мне этот разговор представляется очень увлекательным. Что ты собираешься делать, Кэл, когда уйдешь с поля?

— Мне еще долго не придется думать об этом.

— А я видела, как ты хромаешь, вылезая из автомобиля, если просидишь в нем достаточно долго. И у меня такое ощущение, что по утрам ты тридцать минут стоишь под душем не потому, что смываешь грязь. Твоему телу досталось на полную катушку, и едва ли оно и дальше сможет выдерживать такие нагрузки.

— Я вижу, ты еще и специалист по возможностям человеческого организма.

— Я знаю, о чем говорю.

— Я не собираюсь покупать тебе машину. — Он направился к двери.

— Я тебя об этом и не просила. Машину я куплю сама.

— Не купишь. — Он обернулся. — И я уложу-таки тебя в постель.

Джейн поднялась, оправила ночную рубашку.

— Я не собираюсь спать с мужчиной, который меня не любит.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Ты никогда не приглашал меня на свидание.

— Мы уже дважды трахались!

— Я рассматриваю сие как медицинскую процедуру. Он прищурился.

— Мы даже не целовались, — привела она еще один веский аргумент.