Массажист - Дарья Плещеева Страница 4

Н. понимал телесный язык куда лучше, чем словесный. Во взгляде, в губах, в наклоне стана он увидел близость смерти. Что-то гибло, какие-то жизненно необходимые клеточки, они прямо на глазах выгорали, переплавлялись, меняли свойства.

Никогда не учив медицины, он тем не менее знал болевые точки так же хорошо, как если бы они светились сквозь кожу. Женщина мерцала нехорошим светом… было в нем что-то странное, как будто живое тело испускало неживое, лиловатое, как спирт, люминесцентное свечение…

Н. достаточно знал женщин, чтобы прочитать послание. Эта сообщала, что одинока, болезненно одинока на этом празднике и будет благодарна тому, кто свалится на нее как кирпич с крыши, – лишь бы одиночество отступило. Благодарность же выражается материально – в бутерброде и стакане чая. Идеально – в месте под одеялом.

Музыка так гремела, что Н. твердо знал: в этом шуме он сам себя не услышит. Так что лучше было бы обойтись без слов.

Н. подошел к сердитой даме, поклонился и показал рукой на танцующих. Она резко встала. Тогда он предложил согнутую руку, чтобы довести ее до пятачка. Она не глядя на него приняла руку, положила свою на его рукав и пошла, опережая его, как будто сто лет не танцевала и хочет немедленно наверстать упущенное.

Места для нормального танца было мало. Они топтались, как и все, активно двигаясь, но не имея простора, и Н. понятия не имел, с чего начать разговор, – очевидно, она не столько хотела танцевать и знакомиться, сколько уйти из-за того стола. Однако его руки уже прикоснулись к ее рукам…

Ощущение было – как будто под кожей стальная пластинка.

– Ты что, жонглер? – вдруг спросила она. Громко – иначе не имело смысла.

И потрогала пальцем мозоль, с которой Н. уже не знал как сражаться.

Мозоль выросла между большим и указательным пальцем, была большая, грубая, все время трескалась. Н. извел на нее прорву мазей, парил, вымачивал – где сидела, там и осталась.

– Нет, я не жонглер, – удивленно ответил он. – А собственно, почему?

– У них такие мозоли, от колец. Кольцо приходит в руку вот так… – она показала ребром ладони, показала так, что Н. сразу ощутил край тонкого пластмассового кольца, почему-то белого, которое приходит и сразу взмывает вверх, и так – все четыре часа репетиции.

Очевидно, и ей был известен язык тела. Сейчас, впрочем, ее тело отмалчивалось – или же сидело в засаде, ожидая своей минуты.

– Я массажист, – сказал Н. – Когда делаешь щипковый массаж, нагрузка вот на эти места.

Он сделал движение кистью, чтобы ей было понятнее.

– Щипковый – это как?

– Ну…

Он пожал плечами – в самом деле, как, танцуя, объяснить это? И вдруг музыка смолкла.

– Пошли к нам, – приказала она и не оборачиваясь направилась к столику. Тому самому, на котором уже стояли тарелки с колбасками, блюда с салатами и мясным ассорти. Это было кстати. Н. поспешил следом. Когда оставалось полтора шага, он прихватил пустой стул.

Они вынуждены были сесть, крепко прижавшись друг к другу. Женщина сразу потянула к себе через весь стол салат и ассорти.

– Ешь, – сказала она. – Это несъедобно, но на пустой желудок тут всю ночь не продержишься.

Она приказывала очень твердым голосом, а ее тело было в смятении, ее глазам и рукам чего-то недоставало. Они были в поиске. Но поиск чем-то ограничивался – был угол бара, куда она не смотрела. Угощая Н., она честно попыталась поесть сама: взяла три кружка сервелата и грызла их, но в пище она не нуждалась – просто соблюдала тусовочный застольный этикет. Н. поел очень быстро – он порядком проголодался. За столом провозгласили тост – он выпил вместе со всеми, стало тепло и радостно.

Потом они опять танцевали. И именно в танце она вспомнила про мозоль, опять коснулась ее длинными пальцами с накрашенными, но короткими ногтями. Н. понял, что вот теперь уже начинается игра, обычная игра женщины с мужчиной, и разыгрывается дебют «осторожные провокации». В миттельшпиль женщина перешла тоже вполне достойно – один, другой и третий ее взгляд прямо в близкие глаза Н. были долгими и уверенными. Как будто говорила: ну и куда ты теперь от меня денешься?..

В танце Н. ее и поцеловал. Легко, намеком. Настоящий поцелуй у них произошел в лифте, когда они ехали к ней в номер.

Это оказался номер люкс, насколько вообще возможен люкс в пансионате, построенном лет двадцать назад. И женщина занимала его одна. Н. осмотрелся – на кресле лежала ее сумка, сложной конструкции и явно дорогая, возле шкафа стояла еще одна, дорожная, на колесиках.

Хозяйка номера ушла в душ, а Н. сел на широкую тахту и начал расшнуровывать кроссовки. Нужно было снять и спрятать носки, пока она пропадает в душе. На шестом этаже, в рюкзаке, были, конечно, и другие носки, но не бежать же сейчас туда…

Он опять угодил в приключение. Ему предложили порцию столичного салата – он взял. Ему предложили ночь – он не отказался. Хотя было на душе малость тревожно, он уже чувствовал эту женщину и беспокоился, не завершилась бы ночь истерикой.

Она вышла из душевой в халатике.

– Теперь ты, – сказала она. – А, кстати, как тебя зовут?

Н. хотел было ответить, но тут в дверь постучали.

– Тс! – женщина быстро поднесла палец к губам и перешла на шепот. – Вычислили! Вот поросята! Свет…

Она сама щелкнула выключателем. Н. сообразил: пансионат был как буква «Г», и из соседнего крыла при желании можно было заглянуть в окно этого номера.

Темнота его устраивала. Он не нуждался в зрении, чтобы отпустить на свободу руки.

Разумеется, он сразу же нашел зажим в трапециевидной – мышцы справа и слева были как два тугих бочоночка, он стал осторожно их высвобождать, выласкивать, чтобы они перестали каменеть, ожили, вздохнули с облегчением.

Кожа оживала, подкожный холод разошелся под опытными руками. Тепло, которое Н. выманил из глубины тела, разрослось и распространилось. Оно было как жаркое солнце в полдень на морском берегу – пробирало насквозь и лишало способности двигаться.

Женщина подчинялась – ей было приятно. Из чего следовало, что нуждалась она не столько в сексе, сколько в видимости секса, как Н. и предполагал.

Но сам он уже хотел близости.

Его руки быстро и ловко проделали все необходимое – женщина тоже захотела. Было уже не до гигиены.

В жизни Н. случилось уже достаточно подобных скоропалительных романов, и он знал свою роль в них назубок – женщины весело пользовались его готовностью к авантюре, а может, просто покупали его за бутерброд и чашку кофе, за малую цену получая немалое удовольствие. Одно то, что женщина шла на эту сделку, многое говорило ему, а информация, приносимая пальцами, довершала картину. Вот и сейчас – вроде бы и слов-то никаких не прозвучало, а Н. по некоторой суетливости знал: женщина глубоко уязвлена и непременно должна доказать всему миру, что, несмотря на свои неприятности, соблазнительна, активна и счастлива. Кроме того, много значила и его внешность.