Бродяга. Зита и Гита. Кинороманы - Владимир Андреев Страница 4

— Зита, — послышался негромкий и хрипловатый голос, — ты где, внученька, подойди ко мне, милая.

Зита смахнула слезу краем сари и, легко взбежав по лестнице на второй этаж, вошла в комнату своей любимой бабушки.

— Что, бабушка? Я здесь, твоя Зита! Как вы себя чувствуете? Вам лучше? Должно быть лучше. Я молилась за вас всю ночь. Бог милостив — пошлет вам исцеление.

— Ох, внученька, смерть моя близка, не дождусь ее никак. Не идет она ко мне. Глаза мои почти не видят. Да это и хорошо, что я не вижу, как издеваются над тобой домочадцы. Как это низко с их стороны, несправедливо и преступно так обращаться с тобой. Может, и лучше, что я не вижу всего этого. Зита! Бедная моя сиротка! Все уладится.

— Бабушка, не надо плакать. Выпейте лекарство.

Зита осторожно налила в стакан воды из кувшина и бережно подала больной, чтобы та запила таблетку.

— Спасибо, внученька! Вот ты какая у меня красавица! Семнадцать лет! Как быстро течет река времени, — философски заметила она, тяжело вздохнув, и тут же зашлась в кашле.

— Бабушка, нужно лечь повыше, давайте я вам поправлю подушки. Вот так, и хорошо.

— Не пришлось твоим родителям порадоваться, милая внученька. Рано ушли они. Такова их карма. Они видят твои страдания и молятся за тебя. Души их снова воплотятся, и они придут вновь на землю. Их карма в повторном воплощении будет легче, лучше и счастливее, насколько они были добрыми и честными людьми. Так что, Зита, все будет хорошо. Скоро праздник Кришны. Надо готовиться.

— Хорошо, бабушка.

— Зита! Куда ты провалилась, дрянная девчонка? — раздался истошный голос из женской половины дома.

— Что же нам делать, внученька? Так никто даже слуг не зовет, как тебя эта взбалмошная Каушалья, — с горечью произнесла Индира и закашлялась.

— Не беспокойтесь, бабушка, понапрасну, я к этому привыкла, я все могу по дому делать: могу готовить, ходить на рынок и даже стирать. Мне, бабушка, это всегда пригодится в жизни. А потом вы ведь сами говорили, что нельзя на зло отвечать злом. Я пойду.

— Иди, иди, Зита, моя внученька. Да хранит тебя Всевышний и души наших предков.

Она поцеловала Зиту, та, вспорхнув, вылетела из комнаты и быстро спустилась вниз.

У полукруглой балюстрады второго этажа появилась полная, цветущая, пышущая здоровьем Каушалья, тетка Зиты, дядина жена, в сари лимонного цвета тончайшей хлопчатобумажной ткани из Чандери.

— И долго тебя, негодница, ждать? Ты где болтаешься? Сколько работы по дому, а тебе и трава не расти?

— Я у бабушки задержалась, — спокойно ответила Зита.

— Что ты там у старухи делаешь? — вопила тетка пронзительным голосом.

И так она заливалась несколько минут.

Ее двойной подбородок блестел, как молодой жирный месяц в Рамадан или как тронутый спелостью банан. Даже самое богатое воображением око не смогло бы отыскать у этой моложавой толстухи талию.

Над верхней губой у тетки от капризного крика выступили капельки пота.

— И что ты торчишь у старухи? Скорей подохнет, руки нам развяжет. И чем раньше, тем лучше. Хоть завтра пусть окочурится.

— Принеси мне таз для умывания! — приказала она. — Меня ты будешь слушаться, не как покойных своих родителей, — при этих словах тетка указала пальцем на портрет Рао и Лолиты.

— Сейчас, — опустив голову, сказала Зита.

— И побыстрее! Или боишься, что ноги переломятся! — вдогонку прокричала Каушалья и, развернувшись, поплыла к себе.

У Зиты защемило сердце. Горькая обида подступила к горлу, было тяжело дышать, и слезы, горькие, горючие, потекли по ее прекрасным юным щекам.

Ей было не обидно, что тетка так грубо обращается с ней, а более всего обидно и больно, что та не пощадила ее отца и мать и свою свекровь, ее бабушку.

«Какая мстительная, злая и невежественная женщина! Бог ей судья!» — подумала Зита.

На кухне она поставила греть воду.

А мысли ее витали далеко. Душа девушки, как цветок лотоса, еще только-только распускалась.

Зита, обжигаясь, несла алюминиевую кастрюлю с горячей водой. Подходя к ванной комнате, она увидела идущую ей навстречу дочь тетки, Шейлу, свою двоюродную сестру.

— Я никогда не видела такой идиотки, как ты! Мне через полчаса идти в колледж, а мое сари не поглажено, — высокомерно изрекла Шейла.

— Сейчас поглажу, — быстро ответила на ходу Зита и вошла в ванную комнату. Она налила в таз горячую воду из кастрюли и добавила холодной воды из кувшина.

— А мыло где? — прокричала разгоряченная Каушалья. — Сейчас она погладит! Жди ее! Шагу лишнего не сделает. Вот напрасно деньги на нее изводим, кормим, поим. Рано умерли твои родители! Полюбовались бы они на такое сокровище, — долго кудахтала тетка, и ее полный живот подергивался, как у наседки.

Зита включила электрический утюг. Расправила слегка влажноватое сари на гладильной доске.

— Зита, подойди сюда! — вкрадчиво проговорил Ранджит, который стоял в дверном проеме своей комнаты и поигрывал золотой цепочкой, на которой болтался ключ от автомобиля.

Его челюсти двигались — он тщательно жевал пан и улыбался. В состав этой в какой-то степени наркотической жвачки входит лист бетеля, который окрашивает зубы в красно-коричневый цвет. Смотреть было неприятно на это животное, и Зита вздрогнула, но все же подошла.

— Так и будем разговаривать через порог? Войди хоть в комнату, — с лукавой усмешкой пригласил он Зиту. — Пришей хотя бы пуговицу, что ли. Не будем откладывать. Вот нитки.

Зита стояла в нерешительности. Неопытность юного сердца, в котором не было зла, несмотря на все усилия окружающего ее мира, не могло принять твердого решения. Чистота доверчива, общительна и вездесуща. Зита не любила этого человека, но вместе с тем и не могла его ненавидеть, и вообще, Зите было незнакомо чувство ненависти.

Злой силе нестерпима атмосфера чистоты. И в этом большая, глобальная победа таких, как Зита.

— Твое положение в доме очень печалит и волнует меня. Я не враг тебе и мог бы быть твоим защитником.

Зита молчала.

Ранджиту нравилась эта красивая, благородная и юная девушка, богатая наследница, — ведь все, что принадлежало семье, и этот дом родители записали на нее.

Ранджит не знал, какая страсть более раздирает его — страсть к богатству и власти или любовь к этой девушке. А может, и то, и другое?

Как знать?

Ясно одно — Ранджит был эгоистичен, самолюбив и жаден, а потому хитер и коварен. И более напоминал сына тьмы. Сыны света всегда ратуют за единство всего сущего.

Эгоизм и гордость разделяют людей, а потому они отвергаются всеми религиями мира.

Зита не знала всего этого, но сердце девушки — ведущее.