Серьезные отношения - Анна Берсенева Страница 4

– А на самом деле что? – улыбнулась она.

– А на самом деле еще сильнее соскучился, чем казалось. И правда, полгода – много это, ой много…

Он целовал ее и одновременно раздевался. Это получалось у него очень смешно, потому что неловко. Его движения всегда были точными, и видеть мальчишескую неловкость его движений было непривычно.

Комната казалась просторной только из-за скудной мебели, на самом деле пройти от двери до кровати можно было в два шага. Но когда, раздевшись, Игорь взял Ирину на руки, за то короткое, как ресничный взмах, время, пока он нес ее до кровати, она успела почувствовать такой счастливый покой, о котором совсем забыла за полгода одиночества.

Весь он был какой-то… твердый, да, твердый, и резкий от нетерпения, и движения его были резкими, и темно-русая челка на мгновенно вспотевшем лбу, но как же мог вспотеть его лоб в таком-то холоде! Впрочем, холода Ирина уже не чувствовала, только вспоминала о том, что он был, каким-то дальним краем сознания. А чувствовала вот эти твердые прикосновения Игоревых плеч, и губ, и ног, переплетающихся с ее ногами, раздвигающих ее ноги… Он был тороплив, нетерпелив, дрожь шла по его телу волнами, и она понимала, что это дрожь нетерпения. Ее собственное нетерпение было совсем другое, чем у него: с той минуты, когда она почувствовала твердую надежность его объятий, ей хотелось исцеловать весь их любимый размах, медленно, по дорожке от одной его ладони до другой. Но она понимала, что мужу не нужны сейчас медленные ласки, и позволяла ему спешить, вздрагивать, быть нетерпеливым, и внутри ее тела нетерпеливым тоже.

Она знала, что потом все будет по-другому, что он будет думать и о ней – так, как думал всегда, с самой первой их ночи вдвоем. Игорь снял в ту ночь номер на последнем этаже гостиницы «Россия», и вся Москва, раскинувшаяся внизу, была видна прямо из кровати, когда они, отдыхая, смотрели в окно, курили и целовались. В ту ночь Ирина впервые поняла, зачем это вообще надо, спать с мужчиной, хотя Игорь был не первым ее мужчиной, до него у нее было два коротких романа с однокурсниками, которые так настаивали на близости, как будто в ней была бог весть какая необходимость, и оба раза Ирине было неловко за то, что она никакой этой необходимости так и не ощутила.

А с ним ощутила тогда и ощущала сейчас, несмотря на всю его торопливость.

Он не только спешил всем телом, но и ни слова не произнес за эти краткие минуты своей спешки. И только в последнюю такую минуту, в последнее мгновение не сказал, а простонал сквозь сжатые зубы:

– Ирка, люблю… – как будто извиняясь перед ней.

И, лежа у него на плече, Ирина слышала отзвуки, отсветы этих коротких счастливых слов.

– Как же ты не сообщил, что приезжаешь? – спросила она, когда его дыхание стало спокойным и плечо успокоилось под ее щекой. – Даже покормить тебя нечем!

Ей жаль было тратить деньги еще и на еду для себя, хватало глупых трат на тепло, поэтому, кроме тостов, джема и овсянки для завтраков – Англия же, туманов никаких нету, пусть будет хоть овсянка! – никакой еды в квартире не было. Обедала она в дешевой университетской столовой, и ей хватало этого до следующего утра.

– Ничего, – сказал Игорь. – Завтра в ресторане поедим.

– Ты где столько денег взял? – с интересом спросила Ирина. – В Лондон прилетел, в ресторан зовешь…

Когда она уезжала, денег у них не было совсем. Университет оплатил квартиру в Лондоне и самые дешевые, с фиксированной датой билеты, а сразу по приезде Ирина должна была получить стипендию. Деньги на бензин, чтобы доехать до аэропорта, Игорю пришлось взять у своих родителей, и из-за этого, провожая жену, он был мрачный и сердитый.

– Клад нашел, – ответил он. – Ирка, не задавай глупых вопросов. Где, по-твоему, я мог взять деньги? Продал партию паровых котлов. Надо тебе это знать?

Вообще-то про котлы ей было знать не обязательно. Но про него хотелось знать все, и раз эти котлы составляли важную часть его жизни, то хотелось знать и про них тоже.

– Не обижайся, – покосившись на ее расстроенное лицо, сказал Игорь. – Правда, котлы продал. Хотел тебе денег прислать, чтоб ты себе что-нибудь купила перед отъездом, а потом думаю: да хрен с ними, с покупками, лучше сам приеду. Неделю по Лондону погуляем. Ничего?

Ирина погладила его ладонь, лежащую у нее на животе. Он почему-то всегда клал руку ей на живот вот так, ладонью кверху, как будто ждал, что на нее упадет что-нибудь необыкновенное. Или это она просто выдумывала, а на самом деле он даже не замечал, как кладет руку? Да неважно! Она погладила его ладонь и сказала:

– Не ничего, а хорошо. Мне с тобой очень хорошо.

Он улыбнулся молча. А ей и не надо было слов. За этот первый год их совместной жизни она поняла, что ее муж – человек не слов, а поступков. В этом смысле он был совсем не похож на нее, потому что она-то как раз была человеком слов, в них заключалась для нее особенная, очень важная жизнь. Почувствовав, что соскучилась по мужу до невозможности терпеть разлуку, она написала бы ему письмо, и письмо было бы попыткой, пусть призрачной, эту разлуку избыть. А он не любил и не понимал призрачных попыток, его мир был ясным и таким же твердым, как плечи и губы.

Поэтому он ничего не стал ей писать и говорить, а приехал в Лондон. И поэтому они были так счастливы, лежа на узкой кровати в холодной комнате, в спящем доме под тусклыми городскими звездами.

Звезды и теперь были тусклые, какими бывают они над любым большим городом, хоть над Лондоном, хоть над Москвой. Ну, может, чуть поярче они были сейчас, потому что в Москве стоял сентябрь и осенний воздух был по-особенному прозрачен, несмотря даже на городской смог.

«Он точно любил меня тогда. – Ирина смотрела, как сигаретный дым улетает в приоткрытое окно быстрым облачком. – Не могла я ошибаться! И я его любила. Что же у нас случилось, почему это ушло, куда?»

Это был наивный, да что там наивный, просто глупый вопрос. Куда ушла любовь! Куда улетает дым сигареты, и мысли женщины, стоящей в одиночестве у окна, и мысли ее мужа, который садится в машину под окнами своего дома, не подняв на эти окна глаз?..