Самая великолепная ночь - Мейси Ейтс Страница 4

– Я согласна! – воскликнула она прежде, чем Тарек успел возразить.

Выдержав паузу, Тарек тяжело выдохнул:

– Готовьте комнату.

Девушка кивнула и поспешила вперед.

– Вы же знаете, где ваше крыло? – предположила Оливия.

– Знаю. Иди за мной.

Они шли в лабиринте коридоров с купольными сводами, начищенными мраморными полами и серебристыми зеркалами на стенах. Если алансундский дворец был украшен драгоценностями королевской семьи, то этот дворец, казалось, был построен из них.

– Как здесь красиво, – не смогла промолчать Оливия.

Тарек остановился и посмотрел ей в лицо:

– А по-моему, угнетающе.

Сказав это, он просто пошел дальше. Оливия поняла, что удивляет ее в шейхе Тахарском больше всего. Неприступный, как скала, он так честен в своих речах. Вот только эта честность не всегда понятна.

– Наверно, тем, кто пожил под открытым небом, сложно привыкнуть к каменным стенам, – предположила Оливия.

– Я привык к каменным стенам. Я долго жил в пещерах. В заброшенной деревне посреди пустыни.

Несмотря на жгучее желание расспросить его подробней, Оливия понимала, что момент для этого неподходящий. К тому же зачем ей это? Ей не нужно знать его историю. Она должна просто женить его на себе.

Возле очередных декорированных дверей Тарек остановился. Оливия догадалась, что за ними – ее комната на ближайший месяц. Не говоря ни слова, Тарек толкнул дверь.

– Вам говорили, что вы блестящий собеседник? – спросила Оливия.

– Нет, – отрезал Тарек.

Сарказм Оливии не попал в цель.

– Неудивительно.

– Беседы мне были ни к чему.

Почему-то в этой фразе слышалась бездонная тоска. Но еще удивительней, что в этот момент Оливия ощутила странную связь с шейхом Тареком. Они оба попали в ситуацию, к которой не были готовы. Оливия потеряла статус, как потеряла человека, который стал частью ее самой. А Тарека выдернули из пустыни, чтоб он делал то, к чему не был приучен.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказала Оливия, сама не зная, кого подбадривала – Тарека или себя.

– В противном случае ты просто вернешься домой.

– Там не мой дом. Сейчас у меня нет дома, – призналась Оливия.

– А у меня есть. Но я не могу в него вернуться.

– Возможно, наш общий дом будет здесь.

На секунду она попыталась представить себя женой шейха Тарека, но потерпела фиаско. Однако возвращаться в Алансунд было еще хуже. Видеть, как деверь сидит на троне, ранее принадлежавшем Маркусу. Смотреть, как его невеста занимает место самой Оливии.

– Я проводил тебя до покоев, – проигнорировал ее слова Тарек. – Моя миссия выполнена.

– Так и есть, – ответила Оливия, входя в просторную комнату. Непохожую на ее покои в Алансунде, но не меньшую по площади. Комната блестела, как и весь дворец: везде золото, серебро, алмазы; кровать из драгоценного металла, по форме напоминающая золоченое раскидистое дерево. – Мне просто показалось, что…

Она не договорила. Повернувшись, Оливия увидела, что осталась одна.

Тарек не знал, что это – сон или явь. Все снова смешалось. Вымысел и пугающая реальность. Все как всегда с тех пор, как он вернулся. Призраки прошлого, когда-то забытые, вновь нашли ходы к его рассудку.

Сколько лет он провел посреди пустыни, где единственным средством защиты был меч. И все же там он не знал страха. Потому что там нечего было бояться, кроме смерти. Другое дело – дворец. Здесь все – сплошные мучения и пытки.

Тарек присел. Собственное дыхание жгло огнем, капли пота градом падали со лба. Потерянный в пространстве, он не знал, в какой части комнаты он находится.

Оказалось, он сидит на полу; голое тело частично прикрыто одеялом. Скинув его, он встал и принялся водить руками в темноте. Все чувства мгновенно пришли в боевую готовность.

Чуть привыкнув к темноте, Тарек подошел к тумбочке, взял с нее меч. Что-то было не так, но он не знал, что именно. Мысли вновь обратились в прошлое.

Насилие. Пролей кровь врага раньше, чем он прольет твою.

Вынув меч из ножен, Тарек поднял его над головой и направился к двери.

Оглушительный грохот пробудил Оливию от сна. Подскочив в постели, она прижала руку к груди – сердце ее билось с неистовой силой.

Звук повторился. Нет, это был не грохот, скорее скрежет. Удар металла о камень. Оливия встала с постели и тихо пошла по холодному мраморному полу. Ну конечно! Любопытство в очередной раз побороло инстинкт самосохранения.

Возле двери она остановилась, перевела дух и, осторожно щелкнув замком, высунула голову.

Дыхание Оливии замерло, когда она увидела блуждающую в темноте фигуру. Крупного мужчину атлетического сложения. Обнаженного. В руке он держал меч. Смертоносная изогнутая сталь сияла в лунном свете.

Она испугалась. В легкие будто откуда ни возьмись проник морозный воздух. Но в то же время Оливия была заворожена увиденным.

Темная фигура повернулась, от резкого движения длинные волосы описали полукруг.

Тарек.

Широкая грудь и крепкие мускулистые руки. Только такие могут орудовать столь внушительным мечом. Тарек скорее походил на скульптуру, чем на человека из плоти и крови. Как будто искусный мастер высек из камня идеального человека, а сумасшедший ученый оживил его.

Тарек вновь отвернулся и пошел обратно, вероятно, к своей спальне. Оливия наблюдала за ним, не дыша и не отводя глаз. Она видела, как, дойдя до двери, Тарек остановился, словно стражник – с оружием в руках, осторожный, всегда начеку.

Он вел себя так, словно не понимал, где находится.

Луч света падал на его голую спину, подчеркивая мускулистые плечи и поясницу. Теперь Оливия не смогла бы дышать, даже если бы захотела. Ее сердце забилось еще сильнее, кровь в венах закипала.

Она не знала, как это объяснить.

Она не была с мужчиной два года. Неужто инстинкт самосохранения оказался слабее не только любопытства, но и… другого инстинкта?

Тарек повернулся, и свет упал ему на лицо. На этот раз Оливию поразила не красота его лица, а мука, исказившая это лицо. Боль мучения.

Только сейчас она смогла закрыть дверь. Оливия повернула в замке резной ключ. Безопасность никогда не бывает лишней.

Подняв подол ночной сорочки, она поспешила обратно в кровать и укрылась с головой одеялом. Теперь она слышала лишь ускоренное биение собственного сердца и свое же сбивчивое дыхание.