Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко Страница 4

Сегодня, 14 августа 1876 года, ему исполняется девять лет. Но Джонни, одетый в синий полотняный костюмчик, не так, как обычно, радуется праздничному обеду, состоящему из его любимых блюд: печенки, шампиньонов, миндального пирожного и лимонада. Ему сказали, что он уже вырос и надо ехать учиться в подготовительную школу для получения «более системного образования».

И вот наступил этот день, когда ему впервые предстояло надолго покинуть родительский дом. В сопровождении слуги отца Джозефа Рамсдена Джонни отправился в Борнмут, в школу Соджин. Эта школа, сказали ему, принадлежит доктору и миссис Брэкенбери.

«Какие они, эти люди, которые будут определять мою жизнь?» – думал Джонни, сидя с Рамсденом в открытой коляске – было теплое начало осени. Но день был ясный, солнечный, лошади весело цокали копытами, и его настроение после расставания с родными постепенно улучшилось. Они должны были сесть на поезд в Уимблдоне (Эрлсфилд) и на нем ехать до Саутгемптона на юго-запад к Английскому каналу, который почему-то во всем мире называют по-французски Ла-Маншем. Вот и вокзал. Какое-то время им приходится на перроне ждать поезда. Наконец, пыхтя скоростным сверкающим на солнце паровозом, подошел состав с четырьмя вагонами. Они сели в вагон I класса, носильщики быстро погрузили небольшой багаж, и поезд тронулся. Джонни занял место у окна и с любопытством смотрел на сменяющиеся перед ним картины. Сначала виды мало отличались от тех, к каким он привык в окрестностях своего дома. Но постепенно, по мере того как они приближались к Гуильфорду, песчаная местность, покрытая вереском, сменилась восхитительными зелеными лугами с живописно разбросанными группами деревьев. Там и здесь попадались аккуратно возделанные поля. Появились холмы, и было видно, как дороги извиваются по их склонам между оградами, увитыми диким виноградом, и покрытыми плющом стенами построек. Сам Гуильфорд поразил архитектурой некоторых строений, ведущих свое начало еще со средних веков. Джонни знал, что этот город в древности был резиденцией западных сакских королей, и ощущал, как сама история раскрывается перед ним. Его богатое воображение сразу перенесло его в те далекие времена – он уже видел всадников с арбалетами, на конях скачущих к старинному замку.

В городе Фарнхэм поезд прошел по железнодорожному мосту через реку Уэй. А следуя через Винчестер, можно было увидеть в окно знаменитый собор, строившийся и перестраивавшийся несколько веков и сохранивший отпечатки архитектурных стилей от норманнского до стрельчатой готики. Еще каких-нибудь полчаса пути, и они выходят в Саутхемптоне. Как раз было время ланча, и Рамсден повел Джонни в один из старых ресторанов, во множестве разместившихся в центральной части города в тюдоровских и георгианских домах. Они вошли в зал, пол которого был посыпан опилками, а по стенам развешаны зеркала в овальных позолоченных рамах. Не успели они сесть за столик, как к ним подскочил официант, весь заросший волосами, в переднике:

– Что прикажете, сэр? – обратился он к Рамсдену.

– Принесите мне баранью котлету с рассыпчатым картофелем, а для юного джентльмена – бифштекс из вырезки с яйцом.

– Хорошо, сэр.

Джонни потом долго вспоминал этот ланч в ресторане, особенно во время скудных школьных обедов. Вспоминал, как на десерт они пили чай с пирожными, ели фрукты. Будучи сектантом, Рамсден не взял себе ни вина, ни пива.

Весь оставшийся путь до Борнмута они проделали в дилижансе. Джонни увидел открытое море, серовато-голубоватое в белых барашках, и даже не заметил, как дилижанс въехал в небольшой курортный городок, в котором ему доведется провести почти пять лет.

Джозеф Рамсден, невысокий, полноватый, затянутый в сюртук, повернул к Джонни свое лицо мопса, обрамленное круглой черной бородой:

– Ну, мастер Джонни, вот мы и приехали.

И действительно, дилижанс остановился у ворот в ограде пришкольного парка. Рамсден надел цилиндр и, взяв саквояж с вещами Джонни, вышел первым и, к неудовольствию мальчика, попытался помочь сойти и ему. Но Джонни, не замечая почтительно протянутой ему руки, весело спрыгнул с подножки сам.