Коснись зари - Челли Кицмиллер Страница 4

Пробормотав что-то похожее на проклятие, Елена Вальдес опустила голову на подушку. Она сомневалась, что сможет заснуть, поскольку ее голова была заполнена мыслями о Хоакине. Как можно любить и ненавидеть человека одновременно? Она с детства любила Хоакина, но возненавидела его, когда он женился на дочери жившего по соседству плантатора, Росите Фелис. Этого она ему никогда не простит! Зато после смерти Роситы именно ей выпала счастливая возможность успокаивать его и заботиться о нем. Как только Хоакин исцелился от душевной боли, она последовала за ним, будто обыкновенная содержанка, шпионила для него, готовила ему еду, согревала ночью его постель. Ни один мужчина не возбуждал ее так, как он. Когда Хоакин занимался с ней любовью, он владел ее разумом и телом, и так происходило всегда. Ей никогда не удавалось понять, почему он единственный так воздействует на нее. По существу, она стала для него настоящей женой — именно такой, в какой он нуждался; но, несмотря на ее преданность, Хоакин отказывался жениться на ней. Поэтому она в конце концов уехала от него, и если бы Франция не оказалась на грани войны с Пруссией, до сих пор оставалась бы в Париже, великодушно поощряя ухаживания некоего богатого маркиза.

Перспектива войны, сражений, грядущей опасности позволила ей мысленно оправдать возвращение к Хоакину, но теперь было необходимо принудить его жениться. Пусть даже он никогда не сможет ответить любовью на ее любовь и всегда будет любить Роситу — ее первая задача состоит в том, чтобы заставить его понять: она нужна ему, она и никто другой, он может положиться на нее так же, как раньше, и его тайны по-прежнему останутся в полной безопасности. В конце концов, только она знает, что руководит им и какие видения беспокоят его сон, она единственная до конца понимает его.

Приказав себе больше не думать об этом, Елена постепенно успокоилась. Годы, проведенные вдали от Хоакина, прошли в полном душевном одиночестве, но не без некоторой весьма ощутимой пользы: ее танцевальный и актерский талант принес ей всемирную известность, благосостояние, уважение высшего общества. Мужчины обожали ее, складывая цветы, драгоценности и сердца к ее ногам. За годы, проведенные в Европе, Елена немало узнала о жизни и о мужчинах — она надеялась, что этого окажется достаточно, чтобы завоевать любовь единственного человека, который был ей нужен.

— Завтра ночью я буду танцевать для тебя — для тебя одного, моего храброго и глупого вакеро, — шептала она в подушку. — Я заставлю тебя желать меня так, как ты не желал ни одну женщину.

Закрывая глаза, она потерлась щекой о льняную наволочку подушки, представляя свое будущее в качестве доньи Мурьета, хозяйки ранчо «Мурьета» — самого большого в провинции Сонора. Это были ее мечты, и это должно стать ее судьбой — она не может и никогда не позволит себе мечтать о чем-либо другом.

Улыбка появилась на губах Елены, когда до нее донесся звук открываемой снаружи двери.

— Кто там? — Она спрыгнула с кровати и нащупала в темноте пеньюар.

— Зажги лампу, Елена, мне нужна помощь.

В столь знакомом голосе Хоакина звучала неприкрытая тревога.

— Помощь? — Обжигающий страх сжал ей грудь. Он ранен? Разоблачен? Она просила его быть осторожным, просила лучше маскироваться, но он всегда смеялся над ее опасениями. Хоакин испытывал судьбу настолько часто, что иногда казалось: ему действительно хотелось, чтобы его выследили и поймали.

Войдя, Хоакин ногой закрыл за собой дверь.

— Мне нужна нюхательная соль.

— Нюхательная соль? Но зачем? — Вспыхнула спичка, и комната озарилась желтоватым светом масляной лампы. При виде рыжеволосой красавицы, которую Хоакин держал на руках, Елена чуть не вскрикнула. — Кто… кто эта женщина? Зачем ты принес ее сюда?

— Нюхательную соль, скорее! — нетерпеливо потребовал Хоакин.

Елена заметалась по комнате, бормоча проклятия, открывая и закрывая всевозможные ящики. Наконец она нашла серебристый пузырек на туалетном столике посреди разбросанных там и сям драгоценностей. Поколебавшись, она взяла пузырек и зажала его в руке.

— Эта женщина больна? — Подойдя к кровати и увидев кровавое пятно на жакете нежданной гостьи, Елена слегка попятилась. — Она ранена! Что случилось?

Хоакин с досадой покачал головой.

— Я бы и сам хотел это знать. Сперва мне показалось, что я случайно зацепил ее, но мой нож чист. — Произнося эти слова, он продолжал поспешно расстегивать жакет пострадавшей, обнажая натянутую плиссированную блузу под ним. Приподняв руку девушки, Хоакин подцепил одежду кончиком ножа, разрезал ее до талии. Ниже блузы было еще одно препятствие — корсет, но теперь ему по крайней мере стало ясно, что произошло, ей нанесли сильный удар, корсет проломился, и косточка впилась в кожу чуть ниже правой груди.

— Черт бы побрал этих женщин и их глупое тщеславие! — Хоакин осторожно вытащил осколок и спрятал его, а затем развязал корсет и разорвал сорочку под ним. — Мне нужно бренди и что-нибудь, чем можно ее перевязать.

Елена кружила рядом с ним словно ястреб, наблюдая за каждым его движением. Нажав кончиками пальцев на края раны, Хоакин остановил кровотечение, но его большие пальцы не спешили покидать теплые выпуклости. Красивые груди, думал он, маленькие, как и вся она. Воспоминания смягчили выражение его лица, унося на несколько лет назад. Его жена была маленькой, как и эта девушка; ее грудь без труда помещалась в его руке.

Неожиданно желание прикоснуться к другим местам незнакомки пронзило его, и он отдернул руку, проклиная себя и обстоятельства, которые привели его сюда.

Разыгравшаяся в его душе буря, разумеется, не могла укрыться от Елены: это был тот самый взгляд, о котором она так долго мечтала, ради которого жила, и вот теперь он дарит его какой-то бледнокожей фифе!

Елена взяла лучшее бренди, подаренное ей одним из поклонников, на мгновение задумалась, быстро поставила бутылку на место и схватила другую, более дешевую. Внутри у нее все кипело от возмущения. Вручив Хоакину бутылку и кусок нового муслина, который только что собиралась отнести портнихе, она недовольно произнесла: