Всему свое время - Лариса Уварова Страница 4

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Кто бы это мог быть? Родители выехали из Москвы утром, по крайней мере, вчера вечером мама так сказала по телефону. Значит, не они. Может, девчонки или Макс? Неужели не придет? Лика подняла трубку.

— Да?

Голос оказался чужим и незнакомым, официальным. От его беспристрастных ноток у Лики мгновенно похолодело внутри и подкосились колени. Она прижалась спиной к стене.

— Анжелика Анатольевна Яценко? — уточнил незнакомец.

— Да, — пробормотала она.

— С вами говорят из МВД. Прошу вас, никуда не уходите. К вам сейчас приедут…

— Кто приедет? Кто вы такой? — Лику вдруг охватила паника. — Что случилось?!

— Пожалуйста, дождитесь подполковника… — чуть мягче произнес мужской голос.

— Хорошо, — согласилась она. А что ей оставалось делать?

В трубке раздались короткие гудки, но Лика продолжала судорожно сжимать ее в руке, словно надеясь услышать что-то еще. Сердце бешено колотилось, а тело онемело. Она почувствовала, как стремительно повышается уровень адреналина в крови. Страх…

«Что это со мной? — спросила себя Лика как-то отстраненно, откуда-то издалека, будто из тумана. — Чего я так испугалась? Что может случиться? Это скорее всего из-за папиного перевода, — попыталась она себя успокоить. — Но зачем им я?»

Однако успокоиться никак не удавалось. Сердце продолжало биться сильно и неровно, дыхание было шумным и сбивчивым, словно не хватало воздуха, в висках стучало, а вдобавок тело покрылось противной испариной. Но что страшнее — где-то внутри, в районе солнечного сплетения что-то скользкое и холодное содрогалось от ужаса. «Что бы это могло быть? — теперь Лика прислушивалась не к гудкам, а к собственным странным ощущениям. — Наверное, это и есть душа… Наверное, так она и болит… Говорят же»… Ее размышления прервал звонок в дверь.

Лика вздрогнула, словно очнулась ото сна. С удивлением посмотрела на телефонную трубку в руке. Положила. Столбняк прошел. «Может, мне все это показалось? Телефонный звонок и вообще…» — спросила она себя. «Нет, не показалось», — напомнил ледяной комок внутри.

В дверь снова позвонили. Лика поспешила открыть, а по пути успела взглянуть на себя в зеркало — бледные щеки, расширенные зрачки, часто пульсирующая жилка на шее… Позвонили снова. Лика посмотрела в глазок — Максим. Слава Богу! Она открыла.

Максим ввалился в прихожую, мгновенно ставшую какой-то маленькой с появлением этого молодого Геркулеса. К тому времени они уже встречались два года, и Макс успел стать родным, своим в доску, как говорится. Практически членом семьи, папа, шутя, даже называл его «зятьком».

— Ты почему так долго не открывала? Я уже весь извелся под дверью! — начал Максим раскатистым баритоном, но, увидев измученное Ликино лицо, мгновенно осекся и встревоженно спросил: — Что-то случилось?..

Она ничего не успела ответить. Приехали «они». «Они» — так Лика их окрестила, хотя знала этих людей не один год. Но с этого дня папин зам и шофер стали называться только так, будто были виноваты в том, что стали для нее, шестнадцатилетней девчонки, вестниками горя. Поздоровавшись, папин зам как-то нервно начал:

— Анжелика, давай пройдем в комнату. — Он взял ее за руку и, войдя в комнату, едва ли не насильно усадил в кресло. — Мне очень жаль, поверь… — И погладил ее по голове.

— Андрей Викторович! — взвилась Лика и, стряхнув его руку со своей головы, подскочила, уставилась на него в упор. — Что, в конце концов, происходит?! — Он молчал. — Да перестаньте же вы меня запугивать! — не унималась она. — Говорите, что случилось!

— Присядь, — снова начал подполковник.

Лика упрямо покачала головой, с вызовом глядя на него. От волевого, решительного человека, каким его знала Лика, ничего не осталось. Перед ней стоял несчастный, сгорбленный, как-то резко постаревший мужчина, который рассеянно смотрел по сторонам. «Он прячет глаза! — вспыхнула Лика. — Неужели?».. Андрей Викторович набрал воздуха и произнес одно-единственное слово:

— Родители…

Лика все поняла…

Дальше ее память отказывала. Точнее, отказала в тот день. О последующих двух неделях Лика знала только по рассказам Марины. Оказывается, с ней случилась истерика, вызывали «скорую», ей кололи какие-то успокоительные… Марина приехала той же ночью; похороны МВД организовало достойные; благодаря Марининым хлопотам, Лике оставили квартиру и назначили вполне приличную пенсию. Все это решилось быстро, в тот двухнедельный срок. С тех пор пенсия регулярно приходила на Маринин адрес, а насчет квартиры Лику известили, прислав бумагу с печатью МВД. Узнала она со слов Марины и самое страшное — как погибли родители. На встречную полосу вылетел «КамАЗ», и от папиной «Нивы» осталась только задняя часть. Хоронили чету Яценко в закрытых гробах, словно в насмешку над их прижизненной красотой.

Все это Лика узнала позже. Тогда же, обезумев от горя и наркотиков, мало что соображала. Стала относительно приходить в себя только на третьей неделе. Марина взяла ее под свою опеку. Лика механически выполняла домашние дела, ходила в школу, встречалась с друзьями, с Максимом. Но, честно говоря, ей все это было абсолютно безразлично, на все глубоко наплевать, просто Марина говорила, что так надо, а у Лики не было сил возражать.

Когда до нее постепенно стало доходить истинное положение вещей, ее разум начал в совершенно неожиданные моменты кричать: «Нет! Этого не может быть! Это неправда!» И Лика заходилась в беззвучных рыданиях. А то, что тогда поселилось у нее внутри, продолжало там обитать и по-прежнему разрывало когтистой лапой ее маленькое сердце…

На сороковой день Марина повела Лику в церковь. Священник был седой и добрый, как Дед Мороз, с теплым взглядом, мягкими ладонями, и от него исходил приятный и успокаивающий запах ладана. Он внимательно выслушал ее откровения, прерывающиеся рыданиями, а потом начал говорить. И говорил долго. О Боге, о том, что смерть — это не конец, а только начало, о том, что души ее родителей с ней, пусть и незримо, но рядом, о всеобщем воскресении, о Царствии Небесном и о возможной встрече всех там…

До той поры Лика и не задумывалась о таких вещах. Зачем? Да у нее и не было надобности размышлять о Господе Иисусе Христе, об обетованном Царствии, о жизни после смерти. Прежде никто не рассказывал ей об этом. Родители вроде бы признавали наличие высшего разума, называя его туманно судьбой, хотя Лику окрестили еще в младенчестве, мало ли что…

Однако тогда, глядя в выцветшие глаза старого священника, Лика ему поверила. Священник дал надежду на возможную встречу с родителями, и этого ей было достаточно. На какое-то время, пусть ненамного, стало легче.

После сорокодневных поминок Марина настояла на том, чтобы Лика переехала к ним. Аргументов привела много — и то, что ей нельзя оставаться одной; и то, что после школы, которую, кстати, необходимо закончить, нужно учиться дальше; и то, что дом у них большой, места хватит всем; и то, что просто желательно сменить обстановку… Ну и все в таком же духе. Хотя Лике достаточно было сказать: «Собирайся». Слишком мучительно было оставаться там, где все напоминало о потерянном счастье.